- Ты замечательно сделал, что заехал к нам, Гоша. Ах как славно, малыш! Мы тебя так часто вспоминали... Идем скорей до хаты. Наши все так будут рады, ты даже представить себе не можешь. Как ты вырос, Агафон! Ульяна тоже так вымахала, что ты ее совсем не узнаешь. Окончила техникум, теперь агроном, а все такая же озорная, веселая! - не выпуская руки гостя, ведя его к застекленной террасе, говорил Ян Альфредович.
- Марта! Ульяна! Слышите? Вы только взгляните, кого я вам тащу! входя в дом, кричал он.
В прихожей, куда они вошли, была такая удивительная чистота и опрятность, что Агафон сразу же застыдился своих грязных, нечищеных башмаков. На маленьком столике лежали разноцветные салфеточки, полки с книгами были завешены шторками, подзорами, такими крахмально-белыми, что к ним боязно было притронуться.
- Ну что ты там, старый, кричишь? - послышался знакомый голос Марии Карповны, такой близкий и родной на далекой чужбине, что у Агафона защекотало в горле. И тут же, где-то за перегородкой, зазвенел другой голос:
- Погоди, мама! Погоди! Он, наверное, опять живого зайчонка поймал. Я бегу, папка!
Из ближайшей комнаты вышла высокая, отдаленно знакомая Агафону девушка с длинными распущенными косами. В ее больших, цвета полевой герани глазах - смятение и радость. Узнав Агафона, она всплеснула белыми руками.
- Мамочка моя родная! - держась за косяки двери, радостно вскрикнула она. - Фош-Агафош! Такой шикарный, длинный, как...
- Ульяна! - прервала ее Мария Карповна. - Как тебе только не совестно! Немедленно пошла вон, растрепка! Приберись!
Но "растрепка" и ухом не повела, с прежней детской неугомонностью выкрикивала:
- Гошка-Фошка! О! Ты как настоящий, номенклатурный мужчина! Ты стал большой и красивый. Здравствуй, милый Гошка!
Оторвав от косяка руки, Ульяна обвила ими его колючую шею и поцеловала прямо в губы.
Отвернув от него раскрасневшееся лицо, она стала торопливо застегивать трепетавший, как и ее сердечко, халатик.
Из-за спины матери вышла старшая дочь Марта, спокойно приложилась к щеке гостя и крепко, по-мужски пожала его тяжелую руку. Она была по-дорожному одета в лыжные, зеленоватого цвета штаны, заправленные в юхтовые армейские сапоги, и теплую, на меху, кожаную куртку.
- Я, папа, еду на кошару, - надевая рукавички, сказала Марта.
- Но ведь сегодня выходной и у нас гость, и такой гость! - возразил радостно Ян Альфредович.
- Он наш старый друг. Гоша извинит меня. Я жду появления на свет маленьких козлят, - ласково проговорила Марта, поправляя на высоком шелушившемся лбу козырек такой же, как и у отца, шапки. По обветренному лицу Марты Агафон понял, что ей приходится немало ездить.
