— Поздорову вам, гости добрые, богатыри сильномогучие, — сдержанно-холодно поприветствовала она их, — С чем пожаловали? Емели нет.
— Да мы не к Емеле, — переглянулись богатыри, — Мы к тебе с худой новостью.
— Это какой? — непонятно, чему обрадовалась царевна, отбросив деревенскую манеру речи, — Никак, батюшка скончался?
Богатыри вновь переглянулись. На этот раз удивленно, если не сказать, ошалело.
— Да нет, не батюшка! — повесив голову, проговорил Добрыня.
— Матушка? — еще больше просияла девица, — То есть, мачеха, змеюка подколодная?
— М-м-м, нет, — сглотнули богатыри. О такой кровожадности Несмеяны им слышать еще не доводилось.
— Емеля погиб, муж твой. Недавно совсем его басурмане поймали и пытали, надеясь тайны киевские выведать, — точа скупую мужскую слезу, выдавил Добрыня, — Но ничего не сказал твой Емеля, умер как герой…
Тут царевна обрадовалась окончательно. Просветлела лицом, да к шкафу узорчатому подлетела, открыла и вынула пузатую бутыль. Пробку вытащила и радушно предложила, вновь скатившись на местечковый говорок:
— Не хотите ли зелена вина отведать, гости дорогие?
Богатыри как стояли, так тут же и рухнули, словно подкошенные.
— Несмеянушка, разве ты не преисполнена печали? Это ж муж твой! — попытался достучаться до ее сердца Илья.
— И что? — хмыкнула вредная девица, — Велика беда — муж! Нового найду, тем более, эту деревенщину со щукой мне батюшка сосватал, моего мнения не спросив! Большая радость — в тереме куковать, словечком с мужем не перемолвиться, ибо говорить с ним не о чем! А я натура утонченная, заморскими книжками испорченная!
Богатыри в третий раз посмотрели друг на друга, вероятно думая об одном и том же. Как их любимые мечи-саморубы отращивают куцые куриные крылышки и, сбившись в миниатюрный косяк, ме-е-е-едленно отбывают в сторону юга.
— А-а-а-а-а-а-а-а! — зарыдал Добрыня Никитич и, выхватив из рук Несмеяны бутыль с вином, принялся жадными глотками ее осушать. А Илья Муромец, над которым осознание потери мечей сыграло злую шутку, также решил поглумиться, и подставил под Добрынин поток слез данную им Лихом бутыль.
И тут в одно мгновение произошло сразу несколько событий.
Дверь со стуком распахнулась, едва не сбив сидящих около нее богатырей, и в терем, с выпученными, безумно вращающимися глазами, влетел Емеля. А следом за ним, с криком: «Да сто-о-о-о-ой же ты!», вбежал Алеша Попович.
— Что? — развел он руками на немой вопрос товарищей, — Я его честно задержать пытался.
