– Что понятно? – спросила Таня. – Умерла-то другая.
– Но получилось, что обе! А ты знаешь, как она с поезда сходила?! Черненькая? Будто за ней гнались! Спрыгнула, считай, на ходу. Чемодан бряк – и раскрылся от того, что она его бросила. Сверху лежали мужские сапоги, ремешками схваченные. Они не выпали, выпал только пакетик с мылом и щеткой. Так она его ногой под поезд отшвырнула, замками щелкнула и дёру. Я даже подумала, не своровала ли чего? Ну а потом, через час, случилась вся эта история с пассажиркой, я тогда так перенервничала, так перенервничала… У меня даже менструации пришли, не при мужчине будет сказано.
– Она почками болела, – объяснил Юрай. – Наверное, и шприц с собой брала на случай колики. Может, у нее начиналось, вот она и хотела добежать, успеть…
– Ну да! – сказала Люба. – Добежишь тут! Почка ж скрючивает – нету сил!
Уже ночью, ворочаясь на своей полке, Юрай вживе представил себе, как отфутболивает Маша несчастный пакетик с мылом и щеткой под вагон. Именно этот образ выбивался из того, что помнил он. Вполне сдержанная, в стиле ретро, барышня-дама. Такая не бежит, такая идет неторопливо. Так, может, именно она (это в порядке бреда) кольнула зачем-то несчастную Риту? Но ведь какие ни халтурщики дознаватели, не нашли же на Рите ничего? И вскрытие показало одно – запущенный рак. Но что-то во всем было не то… Почему так убегала мисс Менд, что открылся чемодан? А что делала Рита, что она делала в этот момент?
Юрай спрыгнул с полки и пошел к проводницам.
Дежурила Люба.
– Скажи, – спросил Юрай. – Это же одно купе. Когда Маша собиралась, Рита уже встала?
– Она еще раньше нее встала и умылась. И белье сняла. Чаю попросила. Я ей дала, правда, едва теплый. А сахару она не взяла. Я, говорит, с конфеткой. А то со сна во рту противно, а мне с мужем целоваться. Она с ногами сидела на полке, когда та, вторая, черненькая, убегала. Стакан стоял, и лежали конфеты. Дорогие, между прочим, а не достать. Откуда у людей столько денег, чтоб за всем стоять в очереди? Это ж кошмар какой-то. Какую цену ни поставь – очередь!
– Она съела конфеты?
– Конечно. Шкурки валялись. Ну, эти, фантики.
– Она их только утром ела?
– Нет. Они и вечером чай с ними пили. Да при тебе же! Не помнишь, что ли?
– Не при мне…
– Значит, позже, – согласилась Люба. – Они и меня тогда угостили. Круглая такая конфетка, а сверху орешек. А я орехи обожаю.
– А как они между собой говорили? Покойницы?
– Ой! Ужас какой – это слово! – Люба даже вздрогнула. – Нормально. Как в поезде говорят?
