– Ты, кажется, сказал четыре? А разбилось только три, – заметила Лариса, стараясь, чтобы голос ее звучал равнодушно. Но вышло как у того софиста, который первым сказал, мол, «слово изреченное есть ложь». Пока произносила фразу, вроде было правдой, но едва закончила, как лилипутка сделала неловкий шаг назад и еще одна тарелка хрустнула у нее под ногой.
Метрдотель галантно подал руку и помог расстроенной артистке сойти со сцены. Около усыпанного осколками стола откуда-то возникли двое работников совка и щетки, молчаливые, как роботы-уборщики. Спустя минуту ничто уже не напоминало о недавнем инциденте.
– Они что, каждый вечер устраивают такое шоу? – спросила Лариса, пряча любопытный взгляд за хрустальными стенками фужера.
– Нет, – ответил Ленечка. – Насколько мне известно, местный массовик-затейник пригласил их в первый раз. И, думаю, в последний.
– А откуда тогда… А-а, они – твои знакомые! – догадалась она.
– Не совсем, – ответила эта в высшей степени загадочная личность. И снизошла до пояснений: – То есть, я их знаю довольно хорошо, а вот они уверены, что видят меня впервые.
– Ты так часто бываешь здесь? – спросила Лариса, больше не скрывая удивления. Слишком уж посещение подобных заведений было не в стиле Ленечки. Строго говоря, еще недавно она вообще сомневалась в наличии у него какого-либо стиля.
– В последнее время – слишком часто.
– В смысле?
– Подожди немножко, – по-детски попросил Ленечка. Маска фальшивого апломба сползла с его лица, теперь оно приобрело выражение искреннее и наивное. – Ты пока еще не готова поверить мне на слово. Смотри, вот сейчас с улицы зайдут два вьетнамских студента, но бдительный швейцар не пустит их дальше входной двери. Видишь?.. И-шестьдесят три, и-шестьдесять четыре… А теперь отец семейства через три столика от нас громко возмутится, обнаружив в своей тарелке монету… – Неподалеку раздался грозный окрик: «Официант!!!» – Но потом распознает в монете евро-полтинник и передумает устраивать скандал. – «Нет, нет, спасибо, ничего…» – И-восемьдесят девять, и… А та роскошная блондинка на диванчике у стены неудачно прикурит сигарету, и у нее загорятся волосы…
– А?..
– Не волнуйся, это парик. Видишь?..
И тут она – в первый, пожалуй, раз за время их вынужденного знакомства – сама дотронулась до его руки, потому что неожиданно разучилась пользоваться словами, которые метались в голове как тарелки в руках жонглеров, но никак не могли сорваться с губ. Она только смотрела на него, и в глазах ее было написано немое:
