Когда мы вошли в палату, там по-прежнему горел свет и Павлик все еще спал. Но через несколько минут проснулся, и Мария Николаевна снова сделала ему укол. Он, однако, на этот раз не уснул и. найдя меня воспалившимися глазами, сказал:
- Сядь и возьми меня за руку.- Л потом продолжал, как будто и не прерывался его рассказ, и даже чему-то улыбнулся своими искалеченными губами.- Танки-то танки, да они по тундре, по болотам не пошли-увязли. А мы идем, лагеря освобождаем, всех катов в расход. Небось жалеешь эту мразь,-неожиданно обратился он к Марку Соломоновичу.
- Всякую тварь жалко, Пашенька,-смиренно ответил тот, вставая.-Однако господь наслал на египтян десять казней не за то, что они обратили евреев в рабство и четыреста лет их так держали, а за то, что они хотели помешать евреям освободиться, когда те смогли.
Павлик подозрительно посмотрел на Марка Соломоновича, наморщил лоб, но вскоре продолжал:
- Сук ихних, вохровских. мы не трогали, ну и ребятишек, конечно, тоже. Уже до Воркуты километров пятьдесят осталось. Там уже семьи ихние вывозят, эвакуация идет, архивы жгут. Тут наша разведка донесла: десант в заслон перед Воркутой выбросили. Ничего, братва. Мы еще поглядим, кто кого (десантники или мы, кровью мытые-перемытые, да все больше нашей же кровью). Тут, однако, штурмовики, как коршуны, налетели. Ладно-вохра, каты, они и есть каты. А ведь это летчики, солдаты. На бреющем летают. Ревут моторы, пулеметы трещат, патронов не жалеют. с воздуха расстреливают, высматривают, кто еще шевелится-добивают. А с земли им стоны и мат, надо думать-через трескотню слыхать. Многих перебили, многих, да не всех. Меня тоже пули ихние не достали. Это уж потом один из заградотрядов при
хватил. Били так, что долго кровью харкал. Отвезли почти к самой Воркуте и в особый лагерь-это каторга, значит, для политиков. На ватнике спереди и сзади, на шапке и на штанах-номера, на тряпках пришить всем приказано, на окнах бараков-решетки.
Усатый распорядился для пятьдесят восьмой особые лагеря сварганить. Видно, чтобы быстрее их уморить и чтобы урки от них чего не набрались.
Работа - кайлом в шахтах уголь добывать. Часов по четырнадцать вкалывали. Пайка-хуже некуда. Да и карцеры особые есть-стоячие. Бокс такой холодный. метра два высотой, тесный, в нем не повернешься. не то чтобы сесть или лечь. Через несколько часов откроют-без сознания оттуда зэк валится, а зимой мертвые ледяные чурки выпадали.
