* * *
Хагано дремал, сидя на бревне. Из забытья его вывел чей-то взгляд – тяжелый, упорный. Он поднял глаза. Перед ним стоял волчьеголовый.
– Иди, помоги старшему, – сказал он.
Прежде, чем до Хагано дошел смысл его слов, волчьеголовый исчез. Мгновение Хагано медлил, раздираемый сомнениями – бежать ли за ним, или спешить на помощь Тюгви? Преданность старшему победила, и Хагано устремился к нему. Он увидел Тюгви посередине круглой поляны. Тот лежал навзничь, неподвижно. Маска съехала, и лицо старшего из Оборотней было так бледно, будто кровь в нем заменилась мелом. Казалось, он мертв, но, когда Хагано склонился над ним, он не заметил на теле старшего ни одной раны. Потом Тюгви открыл глаза, и Хагано отшатнулся – такая безумная исступленная радость читалась в его взгляде. Так бывает, когда свершается то, на что давно перестал надеяться.
– Слушайся Ульфа, – прошептал он, – его сила больше моей… Когда я умру, он займет мое место.
* * *
Обычно в промежутках между сражениями Оборотни, за исключением учеников, не прошедших еще испытаний и занятых изучением воинских искусств под надзором своих наставников, делали что хотели, не отдавая никому отчета, в основном – спали либо охотились. На охоту пошли и Тюгви с Хагано, пешие, без собак – звери убивают зверей, но звери не служат зверям. Передвигаясь беззвучно, как подобает Оборотням, в плотном, прогретом июльским солнцем воздухе они улавливали малейшее дуновение, приносящее разнообразные запахи, и самые отдаленные звуки. Пока что и то, и другое указывало вполне определенно. Осторожно озираясь, они вышли на поляну, заросшую высокой, уже начинающей терять соки травой. Как подобает Оборотням, они не любили ни солнца, ни открытых пространств, но охотничий инстинкт был сильнее. Маски их были сдвинуты, оба смотрели вперед. И так же, не оглядываясь, ровным голосом Тюгви произнес:
– Ты осуждаешь меня, младший.
Хагано, шагавший ему вслед, ничего не ответил. Его худое лицо напряглось.
– Осуждаешь. Язык твой не поворачивается сказать этого, но после стольких лет ученичества тебе не скрыть от меня своих мыслей.
Тюгви говорил правду. Отношения между старшим воином и его учеником во фратрии бывали ближе, чем между отцом и сыном, тем паче, что Оборотни забыли своих отцов и знать не желали своих детей. Они без слов понимали друг друга. Но сейчас Тюгви счел возможным начать разговор.
– Да, ты был моим учеником, и я полагал, что на смену мне придешь ты. И твое место занял чужак, юнец, едва прошедший воинские испытания. Но так нужно. Он – больше чужой, чем ты думаешь. Я сразу заметил, что он не такой, как мы, и теперь, по прошествии дней, в этом убедился.
