Людям, чтобы понять друг друга, не всегда нужен общий язык. Ням-ням – ясно без перевода. А душевные переживания? Мучительный выбор: как поступить? Основа для понимания – общая книга, общие герои.
Гек понимает Тома, пока они обсуждают, что пожрать и куда бежать. Но освобождение негра Джима… Том оперирует опытом герцогов и королей, а Гек не понимает, что происходит и зачем усложнять.
Том, начитавшись бредней, чем занят? Он освобождает раба, негра. Причем в той стране, где это считалось позором, а не подвигом. Том сознает свою преступность, но делает. Что толкает его?
Конечно, Том Сойер играет. Но во что он играет – вот что бесконечно важно. Освободить пленника!
Нравственный закон внутри нас, а не снаружи. Книжные понятия о чести и благородстве (вычитанные, усвоенные из книг понятия) были для Тома сильнее и важнее тех, среди которых он вырос. Он действует как Дон-Кихот, бесконечно усложняет простейшие ситуации, примеряя себя к великим образцам, подчиняясь не выгоде и не обычаям, а движениям души. Сумасшедший. Рядом (на книжной полке) другой сумасшедший. Гамлет примеряет себя к Гекубе, умершей тысячи лет назад. Вот связь времен: Гекуба (1200 год до нашей эры) – Гамлет (IX век) – Шекспир (1600-й) – и мы, затаившие дыхание в XXI веке, – тридцать три столетия!
Для понимания нужны общие понятия – то есть общая книга. Люди умирают, а она остается. Она – переносчик понятий.
Библия сработала. Но теперь много людей не имеют общей книги. Что это сегодня? Пушкин? В России он существует только как имя, как школьное «у лукоморья дуб зеленый» – то есть как эники-беники.
Чтобы понимать, нужен не просто общий (формально) язык, но и одинаковое понимание общих слов.
Эти заметки (в том числе о власти, о театре и времени) стоят, как на фундаменте, на текстах Пушкина, Шекспира… И есть надежда, что читатель знает и эти тексты (то есть судьбу героев), и судьбу авторов, и судьбу текстов, и почему Политбюро писали с большой, а Бог – с маленькой.
Сбились мы, что делать нам В поле бес нас водит, видно, И кружит по сторонам…
…Пусть не фундамент, но тексты великих торчат как вешки – из снега, из болота, в темень, в бурю, в туман – и ведут тебя.
Зачем дурацкая книга о старых всем известных пьесах, о спектаклях, которых нет?
Зачем четыреста с лишним лет в Австралии, Германии, России, Франции, Японии (это по алфавиту) ставят «Гамлета»? Старую английскую пьесу о принце, вдобавок почему-то датском. Зачем уже больше ста лет весь мир ставит «Вишневый сад»?
