— Да, вот так хорошо, — пробормотала она. Только посмотрите, какой гладкой и бледной была грудь Дэна! Она видела каждое ребро и полоску рыжевато-коричневых волосков, которая спускалась от живота к пупку. Она медленно продвигалась вперед на коленях, пытаясь подобраться поближе и не испортить кадр.
Дэн грыз конец ручки, улыбался сам себе и, в конце концов, написал: «У нее коротко остриженные волосы, она постоянно носит черное, ей нужна пара армейских ботинок, и она не любит краситься. Но она та, кто верит в тебя и кто каким-то чудом добьется твоей публикации в „Нью-Йоркере“. Кажется, я могу сказать, что люблю ее».
Возможно, это самое банальное из того, что он когда-либо писал, но, понятное дело, он не собирался печатать это в «Избранном».
Ванесса продвинулась еще немного вперед, пытаясь уловить страстную белизну пальцев Дэна, в то время как он что-то быстро и небрежно писал.
— Что ты пишешь?
Она нажала кнопку записи звука на камере. Дэн взглянул сквозь свою густую челку и улыбнулся ей, его золотистые карие глаза светились.
— Это не стихотворение. Это просто небольшой рассказ про тебя.
Ванесса почувствовала тепло во всем теле:
— Прочти его вслух.
Дэн застенчиво почесал подбородок и откашлялся.
— Ну ладно. «У нее коротко остриженные волосы…» — начал он читать то, что написал.
Ванесса покраснела, а затем уронила камеру на пол. Она двигалась на коленях к месту, где сидел Дэн, отбросила в сторону его тетрадь и положила голову ему на колени.
— Ты знаешь, мы так часто говорим о сексе, а у нас его не было, — прошептала она в то время, как ее губы ласкали грубую ткань его камуфлированных штанов. — Почему бы нам не заняться этим прямо сейчас?
Щекой она почувствовала, как напряглась его бедренная мышца.
— Сейчас?
Он посмотрел на Ванессу и провел пальцем по краю ее уха. В каждом ухе у Ванессы было по четыре прокола, но ни в одном не было серьги. Он глубоко вздохнул. Да, у них до сих пор не было секса, потому что Дэн ждал подходящего момента, ему хотелось, чтобы все между ними было романтическим и уместным. Может быть, этот момент наступил сейчас, наступил так неожиданно. Ему казалось особенно ироничным то, что ровно через час он вернется в «Риверсайд» на последнюю пару, будет сидеть на латыни и слушать, каким воодушевленным голосом ботаник доктор Уэрд читает Овидия. Две пары секса — последнее изменение в весеннем расписании.
— Ладно. Давай им и займемся.
