— Да, ты прав, — сказал Пантиков, оценив положение, — вход крепко блокирован.
— Будем брать измором? — спросил Кутай.
— Кабы время было, можно и измором. Но времени нет. Посоветуюсь со старшими, обрисую пейзаж… — Он кивнул в сторону пушек, притаившихся, будто с любопытством нацеливших свои тонкие стволы на ворота. — Здесь им не прошмыгнуть. А вообще следует дождаться вечера. Я буду на КП, возле потребиловки.
Он оставил лейтенанта Подоляку за старшего, проинструктировал его и уполз, ловко применяясь к местности.
Кутай снял свою группу, разрешил солдатам похарчиться, передохнуть, узнал место сбора, а сам, взяв с собой только сержанта Денисова, направился к командному пункту.
Молча, с невозмутимым, будто застывшим лицом бесшумно следовал за ним Денисов. С Денисовым можно было чувствовать себя в безопасности, расслабиться — сержант сумеет предупредить всякие неожиданности. Он словно верный и преданный телохранитель.
Командный пункт выглядел теперь солидно: столик над навесом, бланки радиограмм. Тут же расположились дежурные радио- и проволочной связи, мотоциклист с автоматом под мышкой, замполит, инструктирующий комсорга, миловидного паренька с золотистыми ресницами, офицер, по-видимому начальник боепитания, инженер-капитан, смачно допивающий банку абрикосового компота.
Пантиков успел умыться, причесать мокрые волосы и, устроившись на гнутом стуле, грыз макуху. Старший лейтенант был в хорошем расположении духа. Кутай присел на ступеньку, снял и отряхнул фуражку.
— Угощайтесь! — предложил Пантиков.
Дежурный связист отбил гирькой кусок макухи, подал Кутаю.
— Вкусно, не правда ли? — От Пантикова пахло маслобойкой и пресной водой. — У нас, если и поступает жмых на эм-тэ-эф, молотом его не возьмешь. А здесь кустарного давления, нежный, мягкий, а запах какой… Скажи спасибо нашему хозяину, — указал глазами на стоявшего поодаль в подобострастной позе грузно-рыхлого человека, бритого наголо и потому напоминавшего арестанта. На нем были растрескавшиеся лакированные сапоги, брюки военного покроя, вытянутые пузырями на коленках, рубаха грязно-кремовая, пожалуй, некогда атласная, зато жилетка бросалась в глаза, хоть зажмурься: алый панбархат и латунные, сверкающие на солнце пуговицы.
— Завмаг, — сообщил Пантиков, — без особого нажима открыл мне план винных подвалов.
— Да? — неопределенно спросил Кутай и перевел взгляд своих цепких, пристально-неторопливых глаз на завмага, затосковавшего под этим взором пограничника. — Подозрительно что-то…
