— На свой аршин не мерь, Василий… Но душа у тебя ладная, и совета твоего не позабуду…
— Он, он идет! — дико закричал Тихон, вскочил, указывая в темноту, по ту сторону костра.
Волосы на его голове встали дыбом, зубы колотились. Моисей бросил в огонь охапку веток. Яркое пламя осветило подбежавших к костру Екима и Ваську, окрасило бороду настороженного Кондратия и вдруг вытянуло из темноты низкорослого кривоногого человека. Был он без шапки, остроголов, мохнат, кафтан на нем был запахнут направо.
— Если добрый человек, то иди к огню, гостем будешь, — неуверенно сказал Моисей.
Пришелец молча приблизился, опустив вниз лицо, протянул к огню черные руки со сломанными ногтями.
— Ты — нечистик? — лязгая зубами, спросил Тихон.
Человек кивнул головой. Васька шагнул к нему, дернул за волосы, тот замычал. Лицо его было сплошной гноящейся раной, оплывшие, чуть заметные глаза слезились, во рту болтался обрубок языка.
— Вот тебе и леший, — сказал Еким.
— Откуда ты? — Моисей пододвинул пришельцу кучу еловых веток, приглашая садиться.
Человек ткнул пальцем себя в грудь, указал на лес, потом стал поднимать руку все выше, выше и опять опустил.
— Где работал?
Он схватил кайлу, начал остервенело рубить воздух, подергал ногой, словно на ней была цепь.
— Демидовский? Бежал?
Он быстро-быстро закивал головой, замычал, вскочил на ноги и бросился в лес, но Кондратий вовремя схватил его за полу.
— Ты нас не бойся, — уговаривал Моисей. — Мы — крепостные заводчика Лазарева. В обиде не будешь.
Развязали торбы, дали беглому хлеба, луку, сала. Видно, еда причиняла ему нестерпимую боль, но ел он жадно, давясь и захлебываясь.
— Ты — нехристь? — спросил Кондратий, не приметив на нем нательного креста. — Башкирец?.. Черемис?..
Беглый кивнул, продолжая есть, потом свалился и мигом заснул.
— Первого черемису лесной нечистик родил, и они живут в лесу, — сказал Тихон, но мужики промолчали.
Утром черемиса вымыли в речке. Кондратий смазал ему лицо каким-то бабкиным снадобьем, Моисей разорвал полотенце на перевязку. Звали они черемиса с собой, но тот упрямо указывал куда-то на юг. Тогда его отпустили, повесив на спину Тихонову котомку. Он протянул к ним руки, промычал, и хвоя захлопнулась за ним.
3
Весь день Тихон твердил, что у костра был всамделишный леший и только прикинулся черемисом. Но его никто не слушал: уж больно хорош был мир вокруг. Пестрые бабочки вились над цветками, кузнечики колотили в свои наковаленки, медовым настоем дрожал воздух. Это только ночами нападает душная морока, а жизнь — вот такая она и есть, солнечная, зеленая, певучая.
