Не слушая его перехваченного голоса, хозяин принял поднос, отломил корочку, пожевал, передал его подсунувшемуся Ваське Спиридонову.
— Всем по чарке, — сказал хозяин.
Мужики дружно закричали «ура». Кто-то рядом с Моисеем сказал, что от такой уры и Уралу звание пошло, всхлипнул. А Моисей уже смотрел на Гиля, который выкатился вперед, по-военному вытянув руки:
— Докладыуайт.
— После, после, — поморщился Лазарев.
— Сейчас слушай! — закричала толпа, позабыв о посуле. — Мрем в казармах от холода, сквозь брюхо хребтину видать! Насекомое зверье заело! Гибнем!
Приказчики и нарядчики расталкивали народ, искали горланов. Заводчик медленно шел к дому, где сиротливо жалась кучка челядинцев. Моисей пригляделся и ахнул: из нее опять вышел Васька и с поклоном протянул Лазареву все тот же каравай. Лазарев снова отломил кусочек, посыпал солью, милостиво пожевал.
В этот день больше не работали. Бойкие нарядчики из бочонков черпали водку. Мужики подходили гуськом, нетерпеливо погоняя друг дружку, крестились, крякали, утирались полой, рукавом.
— Куды прешь, рыло? — прикрикнул приказчик на юркого, как вьюн, мужичонку, который сбоку подлез к нему.
— Дак я однова, — захныкал тот, вытянув губы трубочкой.
— А ну, дыхни.
Мужичонка унырнул в хохочущую толпу.
Тимоха Сирин тоже не дремал: скинул с двери железную скобу, выкатил свой бочонок. Над поселением взмылись песни, матюки. Подгулявший Васька бил себя кулаком в грудь, хвастал:
— Двумя чарками наградили, во как!
— Погоди, так напоят, что и не проспишься, — сказал Еким.
— А я опохмелюсь.
Васька оправил пояс, пригладил огненные волосы.
— Не к Лукерье ли собираешься? — загородил ему дорогу Еким.
— К ней, — улыбнулся Васька. — Пока Тимоха у Лазарева задницу ласкает.
— Не ходил бы, Васька, поостерегись.
— А ну, пусти, ирод, а не то делов натворю.
— Пусти его, Еким, — вступился Кондратий. — Пускай покобелюет.
— Завидки берут? — захохотал Васька.
— Нашел чем хвастать, — откликнулась Марья. Она крошила в чашку лук, утирала слезы. — Растратишь душу, на любовь ничего не останется.
— А где она, любовь-то? — обернулся Васька к Екиму. — Не дождешься ее на этой окаянной работе!
— И ждать нечего, — сказал Еким. — Вот появилась бы такая, как ты, Марьюшка. — Он улыбнулся, будто пошутил, вышел из казармы.
Марья покраснела, отвернулась, Кондратий и Данила переглянулись, толкнули Моисея: мол, гляди, не проворонь. Моисей не ответил. Он следил за Федором, который все это время сидел в углу, мял в пальцах маленький восковой шарик-аббас. Лицо Федора побелело, глаза были страшны, рот кривился. Не так давно Васька проговорился Моисею, зачем приехал сюда Лозовой. Моисей побожился, что никому его слов не выдаст, даже Федору не намекнет, что про все знает. Но теперь не выдержал, подсел к нему:
