— Их и надо судить как ведьм, ибо от кого они прижили чудовищ — ясно, что не от данных Богом мужей, — отрезал Зофиил.
— Ты только что сказал, что дитя невинно, а теперь говоришь, что его надо вешать вместе с матерью, — проговорила Адела. Лицо ее раскраснелось, но непонятно, от возмущения или от духоты в жарко натопленном помещении.
— Я не говорил, что оно невинно. — Как всегда, тон Зофиила становился тем холоднее, чем сильнее горячились собеседники. — Я сказал, что Богу решать, кому из младенцев жить. Если мать виновна, то ребенок — демон и должен умереть. Не настолько же ты глупа, чтобы заступаться за демона, каким бы безгрешным он ни казался? Если же мать чиста, суд это докажет. Господь защитит невинных и избавит их от смерти.
— Как избавляет их от чумы? — с горечью вмешался Жофре.
Все смолкли. Осмонд перекрестился. Никто не смел поднять глаза. Вопрос занимал каждого, и ни один не смел дать на него ответ.
Мне пришлось легонько ткнуть Сигнуса дорожной палкой.
— Ты рассказывал о своем рождении. Как вышло, что твоя мать рожала одна и никто ей не помогал?
Все разом выдохнули, как будто мы на миг заглянули в пропасть, а теперь разом от нее отступили.
— Матушка... — юноша в страхе покосился на Зофиила, — знала, что я буду особенный.
Зофиил фыркнул.
— Откуда, позволь спросить? Ее ангел посетил?
Юноша поник головой.
— Не ангел.
— Может быть, сон? — с жаром предположила Адела.
— Она говорила... что к ней явился лебедь. В ночь накануне свадьбы.
— Я слышала, что, если чего-нибудь испугаться, можно родить чу... необычного ребенка, — сказала Адела. — Одна наша соседка, когда была в тяжести, испугалась медведя, и потом родила ребенка, с ног до головы покрытого густой черной шерстью.
— Я не хотел сказать, что матушка испугалась лебедя. Она...
Зофиил пристально смотрел на сказочника, и вместе с пониманием на его лице проступал ужас. Фокусник и без того был настроен против юноши, теперь же тот сам сказал, что явился на свет от противоестественного союза девы и птицы. Этого было довольно, чтобы Зофиил объявил его чудищем, убивающим детей, ибо кто еще мог родиться от такого соития?
Надо было немедленно вмешаться.
— Так из-за своего странного сна твоя матушка решила, что ты будешь особенный? Потому и рожать захотела без повитухи?
Сигнус поморщился.
— Она знала, что я буду не такой, как все, но любила меня заранее. Она всегда так говорила.
Осмонд смотрел на юношу с каким-то странно-напряженным выражением. Он явно думал не о Сигнусе, но об их с Аделой еще не рожденном дитяти.
