— Вот этого-то я как раз и боюсь, — покачал головой профессор. — Опасаюсь вашей прыти. Она ни к чему хорошему при раскопках не приводит. Поймите же, что не амфоры нужны. Их много в музеях, а вот судна ни одного. КОГДА мы выберем все амфоры, тогда только и начнется, в сущности, настоящая работа. Придется применять какие-нибудь машины, что ли, и просеять весь песок на месте крушения. Только так, по крупицам, и добывается в археологии истина. И конечно, в этом году мы все проделать не успеем. Уже сентябрь, скоро вода станет холодной…
— По последнему прогнозу, — вмешался капитан, — в ближайшие дни следует ожидать хорошего шторма. А тогда придется бежать отсюда. Если прижмет наш «Алмаз» к банке Магдалины, то как бы нам не повторить последний путь вашего древнего корабля — на дно морское. Море-то ведь осталось таким же, не постарело за две тысячи лет.
— Вот видите, — засуетился Кратов, свертывая свою схему. — Значит, для работы остались буквально считанные дни. Не будем же их растранжиривать на всякие происшествия!
Он все-таки чудак немножко, наш старик. Как будто мы нарочно ищем приключений или сами вызываем «всякие происшествия»! Море есть море. Когда ныряешь, не знаешь, какие сюрпризы поджидают в его глубинах.
Отдохнув, мы на следующий день взялись за работу с большим азартом и подняли на поверхность двадцать шесть амфор!
Выкапывая их из песка, я мечтал уже о других, более интересных находках. Меня все время тянуло порыться в том месте, где Светлана нашла чудесную статуэтку. Видимо, там были каюты команды или капитана. Может быть, в песке у подножия скалы скрыты какие-нибудь сокровища?
Перед очередным погружением я отозвал Михаила в сторону и сказал:
— Помнишь наш уговор? Теперь моя очередь поискать что-нибудь интересное, пока ты за меня будешь раскапывать амфоры.
— Справедливо, синьор, — согласился он. — Но мы же с тобой работаем в разных нарах. Поменяйся со Светланой, тогда я смогу выполнить свое обещание.
Осуществление своего плана я решил отложить до другого дня. Но, проснувшись утром, сразу понял, что ничего из моего замысла не выйдет: койка раскачивалась; по полу каюты, как живые, ползали чьи-то ботинки; переборки скрипели; на полочке дребезжал графин. Начинался шторм, а это значит — конец нашей работе.
Я вышел на палубу. Она качалась и ускользала из-под ног. На крыле мостика стоял капитан в плаще, придерживая обеими руками фуражку.
— Три балла! — весело крикнул он мне, — И ветерок крепчает!
