На борту, свесив ноги, сидели Миша Аристов и Светлана. Михаил, отдуваясь, с наслаждением пил горячий чай, обернув ручку алюминиевой кружки носовым платком. А Светлана уплетала шоколад, который нам выдавали опять-таки строго по инструкции после каждого погружения. По их лицам я сразу понял, что и они тоже ничего не нашли.
В бесплодных поисках прошло три дня. С утра до вечера мы ныряли, метр за метром обшаривая дно. Несколько раз нас снова обманывали морские драконы, зарывшиеся в песок до самых глаз.
Между прочим, коварные драконы оказались на редкость вкусными. Они часто попадались в сети, которые наши матросы забрасывали каждый день, чтобы разнообразить скудноватый («спартанский», как утешал нас Василий Павлович) судовой рацион. Но, прежде чем отправить пойманных дракончиков на сковородку, судовому коку приходилось обстригать их ядовитые иглы ножницами.
Для лакомок наш кок каждый раз к обеду выставлял также на стол целый тазик свежезасоленных барабулек. У этих рыбешек есть еще и другое имя — султанки, и рыбаки нам объясняли, что, дескать, получили они его потому, что служили любимым лакомством какому-то легендарному турецкому султану.
— А почему у них такая окраска разная, у живых барабулек и у соленых? — заинтересовалась Светлана.
Действительно, у живых барабулек, которых мы каждый день встречали, рыская под водой, окраска скромная, под цвет песка. Только вдоль боков тянется красноватая или зеленовато-бурая полоска. А на стол вам подают будто совсем другую рыбу — вся чешуя у нее покрыта красивыми ярко-алыми пятнами.
— Это она от испуга краснеет, — уверяли нас рыбаки. — Как попадется в сеть или на крючок, начнешь ее вытаскивать, сразу красными пятками покрывается.
— Сказки! — недоверчиво отмахнулась Светлана. Но рыбаков неожиданно поддержал профессор Кратов.
— Совершенно правильное объяснение, — сказал он. — И эта любопытная особенности барабулек — менять свой цвет в минуты сильного возбуждения — была, к вашему сведению, известна еще в древности. Сенека, Цицерон и Плиний, как, впрочем, и другие авторы, рассказывают, будто многие римские гурманы даже приказывали приносить этих рыб в стеклянных посудах в триклиний перед обедом, чтобы гости могли полюбоваться, как будут они менять цвет, когда их станут вылавливать.
Через несколько дней мне довелось увидеть собственными глазами, как живая, гордая барабулька от испуга переменила свою окраску.
Как обычно, я плыл, у самого Дна, заглядывая под каждый кустик зостеры и разгребая песок всюду, где попадался хоть малейший бугорок. За мной увязалась стайка барабулек. Видно, они смекнули, что незачем самим трудиться и разгребать песок в поисках корма, когда я делаю это гораздо быстрее и успешнее.
