— Правда? Знаешь, где сейчас Том?
— Я его не видел.
— Он сидит в своём кабинете, закрыв лицо руками, и бормочет о геенне огненной и о вконец опустившемся человечестве.
— Опять взялся за старое? Но почему?
— Потому что мне пришлось поставить его в известность, что Анатоль от нас увольняется.
Не стану скрывать, всё поплыло у меня перед глазами.
— Что?!
— Анатоль объявил, что он от нас уходит. Ты думал, твой блестящий план удался на славу? Интересно, чего ты ждал от чувствительного, темпераментного французского повара, после того как тебе взбрело в голову уговорить всех и каждого отказаться от обеда? Мне сказали, когда первые две перемены вернулись на кухню практически нетронутыми, он заплакал, как ребёнок. А когда то же самое произошло с остальными блюдами, он решил, что это заговор, что его намеренно оскорбили, и не сходя с места подал в отставку.
— Господи помилуй!
— Он тебя не помилует. Анатоль, божий дар желудочному соку, исчез как дым, как утренний туман, и всё благодаря тому, что мой племянник — идиот. Теперь тебе понятно, почему я хочу, чтобы ты утопился? Я должна была предвидеть, что несчастья обрушатся на этот дом после того, как ты в него проник и начал изображать из себя умника.
Суровые слова, но я не обиделся на свою плоть и кровь. По правде говоря, у тёти Делии были все основания считать, что Бертрам попал пальцем в небо.
— Мне жаль, что так получилось, тётя Делия.
— Что толку от твоей жалости?
— Я хотел, как лучше.
— В следующий раз захоти как хуже. Может, тогда нам удастся отделаться лёгким испугом.
— Говоришь, дядя Том нервничает?
— Стонет, как заблудшая овца. Ни о каких деньгах мне теперь и мечтать не приходится.
Я задумчиво погладил подбородок. Тётя Делия знала, что говорила. Лучше чем кому другому мне было известно, какой страшный удар получил дядя Том, услышав об увольнении Анатоля.
По-моему, я уже упоминал в своих хрониках, что появившаяся как все мы из моря достопримечательность, за которую тётя Делия вышла замуж, сильно смахивала на опечаленного птеродактиля, а причина его печали заключалась в том, что за долгие годы службы на Востоке, где он грёб деньги лопатой, помимо миллионов дядя Том заработал несварение желудка, и единственным поваром, способным пропихнуть в него пищу без последствий для кишечника, напоминавших пожар Москвы во времена Наполеона, был непревзойдённый мастер гастрономических искусств, Анатоль. Да, всё полетело вверх тормашками, и, должен признаться, в голове у меня царил полный кавардак. Ничего путного на ум мне не приходило.
