В эту минуту тётя Делия меня перебила, заметив, что, судя по диалогу, Траверсы — слюнявые идиоты, и потребовала, чтобы я перешёл к делу.
Я бросил на неё один из своих взглядов.
— «Делия, дорогая, — нежно проворкует он, — могу ли я чем-нибудь тебе помочь?» Вот тут хватай быка за рога. Глазом не успеешь моргнуть, как он начнёт выписывать один чек за другим.
Я был вознаграждён, лучше не придумаешь, увидев, что глаза у неё загорелись и она посмотрела на меня с уважением.
— Но, Берти, это же просто здорово!
— Я неоднократно говорил тебе, что Дживз не единственный, кто умеет шевелить мозгами.
— По-моему, должно сработать.
— Не может не сработать. Тяпе я посоветовал то же самое.
— Сопляку Глоссопу?
— Для того, чтобы смягчить сердце Анжелы.
— Умница!
— Такие же инструкции получил Гусик Финк Ноттль, который хочет приударить за Бассет.
— Ну и ну! Я гляжу, ты не терял времени даром.
— Весь в трудах, тётя Делия, весь в трудах.
— Ты вовсе не такой болван, как я думала.
— Это когда ты так думала?
— Давно. Уже не помню. Потрясающий план, Берти. Послушай, если по совести, его ведь состряпал Дживз?
— Дживз здесь вовсе ни при чём. Я с негодованием отметаю твои недвусмысленные намёки. Прямо кошмар какой-то. Дживз тут не пришей кобыле хвост.
— Ну, хорошо, хорошо, только не волнуйся. Да, это сработает. Том меня любит.
— Тебя все любят, тётя Делия.
— Так и сделаем.
И мы отправились к обеденному столу.
Учитывая последние события в Бринкли-корте (я имею в виду разбитые сердца, страждущие души, и так далее, и тому подобное), я не сомневался, что за обедом не будут царить радость и веселье, и, как выяснилось, не ошибся в своих расчётах. По правде говоря, если б я был в незнакомой компании, то подумал бы, что попал на Рождество Христово в гости к дьяволу.
Тётя Делия, на которую свалилась куча неприятностей, забыла роль гостеприимной хозяйки и стойко отказывалась от пищи, хотя один я знал, чего ей это стоило. Глубоко убеждённый в том, что его облапошили на пятьдесят фунтов и что человечество вот-вот сгорит в геенне огненной, дядя Том, который и в лучшие свои минуты смахивал на опечаленного птеродактиля, сейчас выглядел ещё печальнее. Бассет, созерцая мир глазами с поволокой, лепила из хлебных крошек катыши. Анжела была похожа на каменное изваяние. Тяпа напоминал преступника, которому, прежде чем его повесить, отказали в последнем сокровенном желании: наесться до отвала. Что же касается Гусика Финк-Ноттля, даже намётанный глаз гробовщика обманулся бы, приняв его за труп, который необходимо было срочно похоронить или, на худой конец, забальзамировать.
