В Каннах мы отдыхали около двух месяцев, и, если не считать, что тётю Делию раздели до нитки в баккара, а Анжелу во время катания на водных лыжах чуть не проглотила акула, мы очень приятно провели время.
Двадцать пятого июля, бронзовый от загара и полный сил, я распрощался с курортом и в сопровождении тёти Делии и её единственного отпрыска отбыл обратно в Лондон. Двадцать шестого июля, в семь часов вечера, мы вышли из поезда на вокзале «Виктория». А в семь двадцать, или около того, мы распрощались, наговорив друг другу кучу любезностей. Мои, так сказать, дорогие и близкие отправились в Бринкли-корт, поместье тёти Делии в Вустершире, куда через день-другой должен был прибыть Тяпа, а я отправился домой, чтобы принять ванну, попарить, так сказать, косточки, а затем пойти в «Трутень» и пообедать.
Всласть наплескавшись в ванне, я вытирал свой торс полотенцем, болтая с Дживзом о том, о сём (мало ли что могло случиться за время моего отсутствия), когда он неожиданно упомянул в разговоре имя Огастеса (Гасси или попросту Гусика) Финк-Ноттля.
Насколько я помню, у нас состоялся следующий диалог.
Я: Ну, Дживз, вот я и дома, что?
Дживз: Да, сэр.
Я: Я имею в виду, я вернулся.
Дживз: Совершенно верно, сэр.
Я: Такое ощущение, что тыщу лет не был в Лондоне.
Дживз: Да, сэр.
Я: Скачки в Аскоте тебя не разочаровали?
Дживз: Никак нет, сэр.
Я: Что-нибудь выиграл?
Дживз: Весьма удовлетворительную сумму, сэр. Благодарю вас за внимание.
Я: Поздравляю. Ну, Дживз, что новенького? Выкладывай. Кто-нибудь заходил за время моего отсутствия?
Дживз: Мистер Финк-Ноттль заходил чуть ли не каждый день, сэр.
Я вздрогнул. По правде говоря, я не совру, если скажу, что у меня отвалилась нижняя челюсть.
— Мистер Финк-Ноттль?
— Да, сэр.
— Ты имеешь в виду мистера Финк-Ноттля?
— Да, сэр.
— Но разве мистер Финк-Ноттль в Лондоне?
— Да, сэр.
— Разрази меня гром!
Сейчас объясню, почему я удивился, дальше некуда. Честно признаться, я просто не поверил собственным ушам. Понимаете, путешествуя по жизни, изредка встречаешь таких чудаков, как Финк-Ноттль, которые терпеть не могут Лондона. Он жил, постепенно обрастая мхом, в своём поместье где-то в Линкольншире, не появляясь даже на ежегодных соревнованиях между Итоном и Хэрроу. А когда я однажды спросил его, не хандрит ли он время от времени в своей глуши, он ответил, что нет, так как у него в саду есть пруд и он изучает повадки тритонов.
Я никак не мог взять в толк, с чего это вдруг Гусика принесло в Лондон. Я мог бы поспорить с кем угодно, что пока все тритоны не передохнут, ничто не заставит бедолагу уехать из его захолустья.
