– Почему же? – не соглашается Мария. – Если можно предупредить…
– Давно предупреждено, – говорит Соломон.
Мария снова заплакала. Кончиком языка она отлавливала слезы, умиляясь их теплой солоноватостью, мгновенно растворяющейся во влаге рта. Слезы были легкие и бессильные, рот же был жадным и горячим. Она жива. Она счастлива помучаться аппендицитом.
– Иди, – говорит Соломон. – Иди…
Мария вздохнула, думая уже о том, что спускаться всегда хуже, чем подниматься.
– Так как, ты говоришь, они называются? – спросил Соломон, слегка приподняв ногу.
– Вьетнамки, – засмеялась Мария. – Выкинь к чертовой матери.
– А мне нравятся, – смущенно ответил Соломон.
– В твоем возрасте они просто неприличны, – сказала Мария, но сказала уже холму, городу, небу, потому как все было на месте. А за поворотом тропы слышались детские крики и плач.
– Где вы там? – звала жена Жорика. – Мы спускаемся!
Мария видела, как дети бежали по тропе к мужчинам, за ними торопилась их мать, коляска и велосипед так и лежали на боку холма. Мария засмеялась.
«Так тебе и надо, – сказала она себе, – это твоя затея. Вот и тащи их вниз».
Но когда она подходила к велосипеду и коляске, вверх ей на помощь уже взбегал Жорик.
– Не суетись, – услышала она голос. Но это был не Жорик.
Перед ней кувыркалась птичка. Она то камнем падала вниз, то взметалась у самой травы, которая нервничала своим травяным существом от такой птичьей наглости. Птичка облетала голову Марии, как спутник Землю, и Мария слышала живой и теплый запах взлохмаченных и восторженно растопыренных перьев. Птичка сопровождала ее до самой компании, а потом взяла и улетела. Было в птичке и что-то слегка мышиное. Было.
– У вас сердце получше моего, – сказала Марии жена Жорика. – Я едва дышу, а вам хоть бы что…
– Ты же бегала за детьми, – ласково сказала Мария, – а я отдыхала.
– Ну, тетя, и что это за гора? – смеялся Жорик, подмигивая своему приятелю.
– Теплая, – сказала Мария, – и вся в морщинках.
– Ей же сколько лет! – гордо сказал Жорик, будто его рук дело – вечный надкусанный холм. Он даже плечи развернул, Давид-строитель. – Нигде ничего не было, а тут – все!
– Земля всюду была землей. И тут, и там, и незнамо где. Тоже мне новость! – вот кем не была жена Жорика, так это пафосной женщиной. Наоборот, чужой пафос заводил ее на плохое, на свару. Мария учуяла это и увела тему.
– Я там какого-то старика видела… Издали…
– А! – ответил Жорик. – Городской сумасшедший. Но он безобидный. Является то там, то тут. Не пристает…
