Суп гороховый и блинчики с вареньем | страница 11



– Ясно, – сказал Кокин, – он привык работать под музыку. Музыка есть?

– Я спою! – сразу предложил Лева.

– Не надо! – мгновенно отреагировал клоун. Он увидел приемник, включил. Послышалась музыка.

– Чайковский. Первый концерт для фортепиано с оркестром! – проявил эрудицию Лева.

– Прекрасно, – сказал Кокин, – моя собака любит классическую музыку.

– Значит, я тоже собака! – вставила Женя. – Я тоже люблю классическую.

А Лайт встрепенулся, пышный белый хвост поднялся над спиной, пес втянул ноздрями воздух и побежал по комнате, закрутился по ней, нюхая, нюхая, нюхая. Все наблюдали за ним с нескрываемым интересом. Дробилин по-прежнему не проявлял ни малейшего беспокойства. Вдруг Лайт, оттолкнувшись от паркета всеми четырьмя лапами, взвился в воздух и с силой вонзился черным кончиком носа в репродукцию картины К. Ф. Юона «Раскрытое окно», опустился на пол, вновь подпрыгнул и на этот раз уткнулся в обрамленную фотографию двух стареньких людей, должно быть родителей Дробилина. На этот раз перестарался, потому что фотография с треском упала, стекло из нее выпало и раскололось, рамочка развалилась и… по полу весело разлетелись сотенные долларовые бумажки.

– Каков твой гонорар, Степан Кокин? – спросил Лева.

– Триста.

Лева нагнулся, отсчитал требуемую сумму и вручил циркачу.

– А гонорар собаке? – Женя полезла в холодильник, извлекла из него сардельку и протянула псу. Тот не побрезговал.

– Всего хорошего! – попрощался Кокин.

– Спасибо вам большое! – Все ж таки оставалось непонятным, как это Дробилин продолжал сохранять хладнокровие. Он проводил Кокина и его собаку, аккуратно запер за ними дверь. – Эти триста, Женя, вычтешь из твоих десяти тысяч. Конечно, я их у тебя не брал, но десять тысяч долларов не такая уж большая сумма!

– Да, конечно, это мелочевка! – вставил Лева. – Сейчас мы поснимаем все ваши картины, а рамы переломаем!

В комнате по стенам было развешано множество картин, и все в рамах.

– Конечно, Дима, мы так и сделаем! – весело произнесла Женя.

Настроение у нее явно повысилось.

– Женя, – попросил Дробилин, – возьми в ванной, в углу, совок, и там же маленькая метелка, подбери стекло, пожалуйста, а вы, господин артист, вы здесь самый крупный, снимите со стены вон тот натюрморт! Банкам – что коммерческим, что государственным – я не доверяю!

– Я бы перенял ваш опыт, – вздохнул Лева, – но мне нечего прятать!

– А я сквалыга. – Дробилина потянуло на полную откровенность. Потеря десяти тысяч была ведь для него трагедией. – Мне нравится копить, и, знаете, я готов вас всех поубивать!