«Какой тогда шел год и как меня звали? – пытался вспомнить давно минувшие дни Дарк, вновь закрывая глаза и давая сознанию время освоиться в реальном мире. – О, вспомнил: барон Манфред фон Херцштайн по прозвищу Манфред Жестокий, северное побережье, конец лета 1240 года, – на губах долгожителя появилась легкая улыбка то ли ностальгии, то ли иронии. – Хорошие были деньки, да и имя тогда гордо звучало, а вот сейчас с таким выжить трудно: клеймо тупоголового кровожадного маньяка на всю жизнь. Другие времена, другие нравы…»
Иногда к нему приезжали издалека морроны и жаловались на современную жизнь. «С нынешним поколением трудно ладить, невозможно найти адекватную позицию в общении и понять алогичный, порой абсолютно иррациональный ход беспринципных, запутанных мыслей!» – искренне негодовали они и получали в ответ дежурное изречение мудреца бессмертных: «Хлеба и зрелищ!»
По мнению Дарка, жить стало намного проще. Общество развивается, стремясь обрести гармонию в новых формах и упростить извечно витиеватые, запутанные межличностные отношения. Разрозненные и абстрактные понятия с расплывчатыми границами Добра и Зла медленно, но верно приводятся ко всеобщему денежному эквиваленту. Процесс замены протекает настолько эволюционно и неторопливо, что неуловимо для взгляда большинства обычных людей.
Поколение за поколением люди по-другому ощущают себя в мире. Понятия «хорошо» и «плохо» постоянно колеблются и теряют четкие очертания, сливаясь воедино, вытесняя друг друга или взаимозаменяясь. Еще двести лет назад лозунг только что оперившейся из подросткового возраста молодежи звучал: «Честь превыше всего!», в начале же двадцатого века на смену терминам «честь», «достоинство», «долг» пришли их менее радикальные эквиваленты: «совесть», «свобода», «мораль», «гуманность». Сейчас же идеалов просто не было, общество пресытилось ими и заменило всеобъемлющим, древним, как мир, примитивным требованием «Хлеба и зрелищ!», модифицированным на современный лад: «Бабок и развлечений!» Не важно, откуда ты достал деньги на забавы или что ты за человек; главное, чтобы развлекаловка «имела место быть».
Конечно, с точки зрения догматичных морально-этических норм, подобное упрощение было регрессом, означающим растление и загнивание человеческой натуры и общества в целом, но лично Дарку так было проще: проще общаться с людьми и отстаивать свои интересы. Стало меньше ханжества и притворного жеманства, разрушающих неокрепшие умы душевных метаний, неразрешимых внутренних противоречий и, конечно же, утомляющего словоблудия доморощенных философов.
