— Рюмочку я бы выпил, но только чего-нибудь не сладкого… Что это за «Герцог Альба»? Я его, честно говоря, никогда не пробовал… У меня, знаете ли, печень… Это такой чувствительный орган. Особенно при моей работе. Не знаю, как при вашей…
С готовностью протягивая руку к рюмке, на две трети наполненной темно-золотистой жидкостью, он внимательно смотрит на Лилиану: она ставит бутылку и никак не реагирует на развязный намек. Он подносит рюмку к губам, делает большой глоток, медленно смакует ликер, прищелкивая языком. По его мнению, хорошие манеры радости не прибавляют. Жизнь теряет всякую прелесть из-за нелепых условностей, из-за дурацких комплексов. Ликер приятно согревает, и Вердзари, оставив церемонии, приступает к делу.
— Извините меня за неожиданный приход. Знаете, у меня столько возни с этим преступлением в «Беллосгуардо». Тяжелое дело, действительно тяжелое. Да еще в разгар лета, в такую жару…
Как бы в подтверждение сказанному он вытирает лоб мятым носовым платком; наступает пауза, затем он продолжает:
— Я узнал, что арендная плата от бедняжки Конти, как и от других съемщиков, поступала через ваше агентство…
— Да, разумеется. Его превосходительство всегда доверял моей фирме, перебивает Лилиана, которой хочется поскорее закончить разговор.
— Конечно, конечно, тут ничего такого, просто я хотел спросить, если вы не против, о порядке платежей и общей сумме, — не отступает педантичный Вердзари. — Господин прокурор, то есть Нордио, очень торопится закончить дело, и я его понимаю. Давайте с вами посмотрим… ох, извините…
Когда Вердзари раскрывает блокнот, оттуда выпадает аккуратно сложенный листок бумаги. Он не сразу замечает это, потому что придерживает другие бумаги, которые вот-вот выскользнут из рук; Лилиана машинально нагибается, чтобы поднять листок.
Юбка у нее узкая, и, стараясь сохранить равновесие, она слегка наклоняется в сторону и случайно наступает сверхмодной туфелькой на край злополучного листка. Она чуть не рвет его пополам, вытаскивая из-под ноги, и извиняется перед Вердзари за оставшийся на бумаге четкий след подошвы.
— Сейчас я вытру, а то запачкала…
Ронда снова принимается рычать, Вердзари треплет ее по холке, призывая к спокойствию, и быстро выхватывает у Лилианы листок:
— Да что вы, вот еще не хватало, вы так любезны; это мне надо извиниться у меня в блокноте всегда полно листков, я уже не помню, откуда они и зачем, видно, я без них просто жить не могу. А вот если начинать искать что-нибудь нужное, никак не могу найти, хоть плачь. Старею, да… — И пристально взглянув на Лилиану, продолжает самым светским тоном, на какой способен:
