Первые радости (Трилогия - 1) | страница 37



- Ты какое будешь - земляничное или крем-брюле?

Они берут "смесь", и он, ловя костяной ложечкой ускользающие по блюдцу шарики мороженого, говорит:

- Я помню, что тут делалось, когда я был маленький. Знаешь, осенью здесь тонули извозчики. Лошадей вытаскивали из грязи на лямках. А весной пылища носилась такая, что балагана от балагана не увидишь. Каруселей было куда больше, чем сейчас. Меня еще отец водил сюда, сколько лет назад. Давно...

- Ты не любишь размять мороженое? - спросила Лиза. - Оно тогда вкуснее.

- Нет, я люблю твердое.

- Ну что ты! Когда оно подтает, оно такое маслянистое.

- Это университет прижал балаганы в самый угол, - сказал Кирилл. - Он скоро совсем вытеснит отсюда гулянья. Может, мы с тобой на последних каруселях. Тебе нравится здание университета? Да? И мне тоже. Оно такое свободное. Ты знаешь, его корпуса разрастутся, перейдут через трамвайную линию, вытеснят с площади карусели, потом казармы, потом тюрьму...

- Что ты! - сказала Лиза. - Тюрьму никогда не вытеснят.

- А я думаю - да. Смотри, как все движется все вперед и вперед. Ведь недавно мы с тобой на конке ездили. А теперь уже привыкли к трамваю. И не замечаем, что в пять раз быстрее. И живем уже в университетском городе. И, может быть, не успеем оглянуться, как не будет никаких казарм, никаких тюрем...

- Совсем?

- Совсем.

- Нет, - опять возразила Лиза, - это называется утопией.

- Я знаю, что это называется утопией. Но я сам слышал, как у нас спорили, что мы никогда не дождемся университета. А все произошло так скоро. Ведь верно?.. Давай еще съедим шоколадного и сливочного, хорошо?

- Балаганов будет жалко, если их задушит университет, - сказала Лиза.

- Университет ничего не душит. Он будет насаждать свободу, - произнес Кирилл, подвинувшись к Лизе.

Она посмотрела на белые стены тюрьмы долгим грустным, немного влажным взором и, машинально разминая мороженое, спросила:

- Почему у одного здания на окнах решетки, а у другого какие-то кошели?

Он убавил голос, насколько мог:

- С кошелями это каторжная тюрьма. Там больше политические. Свет к ним проходит, а они ничего не видят, только кусочек неба, если стоят под самым окном. А с решетками - обыкновенный острог. В девятьсот пятом году я видел, как через решетки махали красными платками. У тебя есть знакомые политические?

- Нет. Я очень боялась бы.

- Боялась? - не то с удивлением, не то обиженно переспросил он.

- Я, наверно, показалась бы такому человеку несмышленышем.