Хобан ухмыльнулся, стаскивая куртку и штаны.
— Потише, Анно! Ты неправ — я ни разу не касался девушки больше дозволенного.
— Угу, потому что у тебя не хватало терпения заняться с ней подольше! Ты начинал заглядываться на других красавиц, не успев сорвать и поцелуя!
— Сначала поцелуи, а уж потом срывание и все остальное, брат, — поправил Хобан, натягивая рясу.
— Но я пришел сюда учиться не этому.
— Вот как? И что же могло отвлечь тебя от девушек? — в голосе Анно зазвучали серьезные нотки.
Хобан поднял голову.
— Ты, брат. Еще когда ты первый раз пришел домой навестить нас. Ты, и тот покой и умиротворение, что ты принес с собой.
— Ага, — Анно с симпатией посмотрел на брата.
— А ты по-прежнему такой же неуемный, как и раньше?
Хобан опустил глаза, краснея.
— Хорошо, что ты пришел сюда, — негромко добавил Анно, — ибо с твоим мятущимся духом ты стал бы или пьянчугой, или разбойником.
— Кончай, Анно.
Теперь уже не могу. Здесь искренность твоих намерений важна, — Анно грустно усмехнулся. — Тебе хотелось думать, что мир изменился, потому что ты пришел в него, не так ли?
— Хотелось, а от возни в земле он особо не изменится, брат.
— Действительно, потому что если это поле не вспашешь ты, его вспашет кто-то другой, — Анно снова повеселел. — Не волнуйся, братец! Ибо тот урожай, что мы взращиваем на полях Божьих, могут поднять только те, у кого есть дар к этому! А вдвоем, мы с тобой, мы сможем посеять слово Божие в душах многих грешников и вырастим Господу добрый урожай, верно?
— Дай Бог, братишка, дай Бог, чтобы так и было, — сверкнул глазами Хобан.
— И не сомневаюсь! — опять хлопнул его по плечу Анно. — А теперь идем — я покажу тебе трапезную, где ты будешь есть, но не досыта, аббатство, где ты будешь молиться, ежечасно и куда больше, чем думаешь. А это наши кельи, их ты уже видел — здесь ты будешь спать, но тоже не долго.
— Ты меня пугаешь? Здесь и в самом деле так тяжко?
— Да, братик, да. Но ты выдержишь, обещаю. Таких, как ты, скорее отпугнет скука, — на этот раз сверкнул глазами Анно. — Идем к вечерне. Это будет твоим первым уроком.
Род проснулся от птичьих трелей. Приподнялся на плече, покрутил головой, сонно хлопая глазами, пока окружающее не прояснилось. Трели оказались не птичьими. Это распевала его дочь Корделия. Она весело поглядела на заспанного отца.
— Доброе утро, папа! Отличный денек, не правда ли?
— Как скажешь, — проворчал Род, приводя себя в сидячее положение. — Но как бы мне ни нравилось сбегать от шума городского, милая моя, признаюсь, что предпочел бы провести эту ночь цивилизованно, на матрасе.
