Дом на улице Такуба был велик и роскошен. Слуги и рабы, собравшиеся в патио, при виде Индиано склонились в почтительном поклоне. Дон Диего поднялся по лестнице и через анфиладу богатых покоев прошел в прекрасную залу. Мебель, ковры, украшения – все в ней было подобрано с изысканным вкусом. Но сразу бросалось в глаза, что в убранстве испанские обычаи боролись с обычаями коренных обитателей страны.
Комнату украшали пышные султаны из разноцветных перьев, ковры были расшиты золотом, у подножия кресел и диванов лежали огромные шкуры львов, ягуаров и медведей с искусно сохраненными головами и золотыми или серебряными когтями. Столы были заставлены фигурками из золота и серебра, японскими вазами, прекрасными благоухающими цветами.
Когда дон Диего вошел, зала была пуста, но почти в тот же миг отворилась другая дверь и на пороге появилась женщина. Она была молода, и никто бы не усомнился, что в ее жилах течет чистая индейская кровь. Черные глаза сверкали; волосы отливали синевой, словно вороново крыло; между тонкими пунцовыми губами блистали ровные, белые, как слоновая кость, зубы. Цвет лица у этой женщины отливал не бронзой, как у дона Диего, а золотом. Одета она была в голубую, шитую черным шелком тунику без рукавов и корсажа, стянутую вокруг талии золотой цепью с двумя свободно падающими концами. На обнаженных руках сверкали золотые запястья, узкий золотой обруч поддерживал черные волосы.
Увидев ее, Индиано встал и пошел к ней навстречу.
– Дон Диего! – воскликнула девушка. – Мне было так грустно, я думала, ты не вернешься.
– Тебе было грустно, Марина?
– Разве могут быть веселы цветы, когда скрывается солнце?
– Но ведь солнце всегда возвращается; оно знает, что его ждут цветы, и светит только для них.
– Это правда?
– Сеньора, зимой, когда нет цветов, печальное солнце скрывается в тучах.
– Нет, нет, дон Диего, это розы умирают, оттого что прячется солнце.
– Марина, а почему сегодня так медлило мое счастье, почему я не видел тебя раньше?
– Когда я вышла, тебя уже не было. Тебе надоело ждать меня?
– Я уходил, но тут же вернулся, чтобы сказать тебе о своей любви.
Донья Марина ласковым движением взяла дона Диего за руку и усадила рядом с собой.
– Дон Диего, – сказала она с нежностью, – почему ты так упорно не хочешь уезжать отсюда? Этот воздух гибелен для нас. Дерево, возросшее в дикой сельве, в городе чахнет; полевой цветок умирает в саду. Уйдем отсюда, сеньор мой, вернемся в наши леса и луга, где ты говорил мне такие прекрасные слова при бледном свете луны, туда, где ветер пел о нашей любви, где каждый ручей повторял наши поцелуи. Здесь все вокруг нас мрачно и печально, нет ни цветов, ни деревьев, ни ручьев. Женщины и мужчины смотрят на нас с любопытством; повсюду я вижу торжествующих завоевателей. Зачем, зачем ты принуждаешь мою любовь жить в темнице?
