понимаешь, и хотя он был доволен тем, что владеет моим состоянием, но чувствовал себя уязвленным из-за того, что я унаследую баронский титул, а он так и останется достопочтенным Джоном Фредериком Уортингтоном. Вот он и отыгрывался на мне.
Макс прижал ее к себе еще крепче, продолжая гладить по голове.
– Он бил тебя?
– Н-нет. Не сразу. Он даже не повышал голоса, но его холодное бешенство нагоняло на меня ужас. Я была уверена, что он меня ненавидит. Это когда он стал выговаривать мне за то, что я никак не могу забеременеть. Говорил, ему нужен сын, чтобы унаследовать баронство. А обо мне и речи не было. Ему нужен был его сын, его наследник.
Он приходил ко мне каждую ночь, когда бывал дома, даже когда я… Говорил, это мой долг. Два раза я теряла сознание, потому что… когда он… Прошло три года, как мы поженились, и он привел врача, обследовать меня. – Эйнджел передернуло. – И еще повитуху. Я… я просто не могу рассказать, как это все было. Они сказали, что я, наверное, бесплодна, хотя, может, и забеременею, если долго стараться. Врач назначил мне режим. – Эйнджел тяжело вздохнула. – Никакой верховой езды, никакого напряжения, ни вина, ни жирной еды и никакого общения ни с кем, чтобы не волноваться. Последний пункт добавил сам Джон Фредерик, – сказала она с горечью.
– А твой папа?
– Папа не мог вмешиваться в отношения между мужем и женой. Он расстраивался, видя, что происходит что-то не то, но ничего не мог поделать.
Макс прижался губами к ее лбу.
– Эйнджел, ты не обязана все это мне рассказывать, это слишком тяжело для тебя, я же вижу.
– Нет-нет, я никому об этом не рассказывала, но должна обязательно кому-то рассказать, это гложет меня.
Он кивнул – Эйнджел это почувствовала.
– Хорошо, давай изгоним твоих демонов, – прошептал он, крепко ее обнимая.
– Джон Фредерик нанял повитуху, чтобы та следила за мной. Это была та самая, что приходила с врачом, ужасная женщина. У нее были огромные руки, всегда грязные. Даже по утрам от нее несло виски. Она заставляла меня есть такое, чего ни один нормальный человек есть не станет. И каждый раз, когда… становилось ясно, что я не беременна, она набрасывалась на меня с руганью и говорила мужу, чтобы еще сильнее ужесточил мой режим. А потом произошло… Повитуха сказала, что я наконец понесла. Два месяца она подождала, чтобы быть уверенной, а потом сказала Джону Фредерику. Меня уложили в постель, как какого-то инвалида, и разрешили вставать и ходить по комнате не больше получаса в сутки. Я была словно в заключении. Но я согласилась бы и не на такое, только чтобы родить ребенка.
