– Послезавтра? В день нашего венчания? Я приду.
– Я должна вам это вернуть, – она протянула ему обручальное кольцо.
– Оставьте его себе.
– Я не могу этого сделать, я дала обет бедности.
– Используйте тогда вырученные деньги для моих старых друзей – «несносных».
– Их и так достаточно балуют. Разрешаете ли вы мне по-своему использовать это кольцо, как это сделала бы Аньес?
– Все, что вы сделаете, будет хорошо. Мне также нужно вам кое-что вернуть…
Доставая из своего портфеля фотографию, которую дала ему настоящая Элизабет, запечатлевшую сестер в пятнадцатилетнем возрасте, он сказал:
– Я знаю, что это единственная имеющаяся у вас фотография. Я ее вам возвращаю.
Дрожащими руками она взяла фотографию.
– Спасибо, Джеймс. Пора прощаться.
– Сестра, я хочу, чтобы вы всегда помнили: что бы ни случилось, сколько бы времени ни прошло, каким бы ни было разделяющее нас расстояние, вы всегда будете для меня членом семьи… В какой-то степени вы также будете для меня и олицетворением Франции! Вы понимаете меня?
– Да, Джеймс.
– И если когда-нибудь мне очень захочется увидеть лицо той, которая была моей невестой, я приеду к вам в приют. Вы меня примете?
– Да, в приемной, в присутствии святого Жозефа.
– Таким образом, мы говорим друг другу не «прощай», а «до свидания»!
– До скорой встречи, Джеймс!..
Она была уже на пороге комнаты, как вдруг он позвал ее:
– Аньес!
Она остановилась, застыв на месте, не имея сил повернуть голову. Затем спросила очень тихо:
– Почему вы меня так назвали?
– Простите меня, Элизабет. Это было сильнее меня. Когда я увидел, как вы уходите, у меня появилось странное ощущение, что сама любовь уходит от меня, чтобы служить Господу…
В полицейской машине, которая увозила ее на улицу Фезандери, Аньес разорвала фотографию и выбросила кусочки, которые подхватил ветер, через окно. Зачем хранить подобные вещи, если сестры стали одним существом, навсегда распрощавшись с мирской жизнью?
Всю ночь она молилась у тела. Она была не одна, с ней была настоятельница монастыря, преподобнейшая мать Мари-Мадлен.
В то время как они, коленопреклоненные, находились рядом с усопшей, настоятельница, умевшая читать лучше по душе, чем по лицу, не отводила взгляда от Аньес. Под воздействием этого взгляда, в котором было столько же твердости, сколько и доброжелательности, Аньес разрыдалась и упала на колени перед настоятельницей, как бы желая выразить свое благоговение.
– Встаньте, дитя мое, – сказала настоятельница. – Я знаю, что это не просто маскарад. Совсем не без моего ведома сестра Элизабет попыталась бросить вызов чудовищу. Она мне во всем призналась, я прекрасно сознавала все безрассудство ее поступка, но я также понимала, что она получила благословение свыше, и не смогла противостоять этому. Бог принял ее жертву. Сейчас она в его власти. Но такая жертва была бы бессмысленной, если бы она не была оплачена вашим искуплением. Когда я узнала вас в этой одежде, я поняла, что вы пришли для того, чтобы искупить свою вину.
