О чем всегда нужно помнить, когда впервые попадаешь в клетку — так это о неписанном правиле: ранее несудимые всегда сидят с теми, кто по первому разу. Если рядом с тобой в камере как бы случайно оказался ранее судимый, можешь не сомневаться: это наверняка подсадная курица — внутрикамерные глаза и уши оперативников. В тюрьме случайно никто и ни с кем ни при каких обстоятельствах не окажется рядом, да и вообще — в этом мире ничего не происходит случайно. Аксиома невероятно проста, но почемуто большинство заключенных вспоминает о ней задним числом. Вот и получается, что вновь прибывший, слушая, разинув рот, наставления «бывалого» зека, потихоньку раскрывает рот и начинает раскачивать языком слеванаправо. Ему и невдомек, что у «опытного» и «уважаемого» столько боков, что он панически боится вернуться в камеру к действительно бывалым арестантам, потому как ему сразу же укажут место возле параши. Новичок этого, конечно же, не знает и продолжает слушать, как там на зоне и кем лучше жить. Хорошо, если он только слушает. Не приведи Господи ему начать говорить — это равносильно чистосердечной исповеди лакеям Фемиды.
Из всех провокаторов, которых мне подсаживали в КПЗ, запомнились двое (остальные были слишком уж серенькие, чтобы о них писать). Один называл себя Леней и сидел он на КПЗ уже около года (несмотря на то, что на Подоле держат не более двух месяцев), у него была пышная рыжая борода и, что характерно, — на правой кисти не было большого пальца, который ему якобы оторвало во время предыдущей отсидки в Коми АССР (хотя я уверен, что это чистейшей воды выдумка). Леня ходил по КПЗ со стопкой книг, уголовным и уголовнопроцессуальным кодексами, косил под опытного экономиста и угощал сокамерников апельсинами (которые покупали ему мусора), дабы завоевать расположение арестантов, находящихся в разработке.
Думаю, у Лени были серьезные проблемы в тюремной среде, раз ему так хотелось выслужиться перед ментами. Опера, в свою очередь, смотрели на него презрительносвысока и особо не скрывали, что он их агент.
О второй курице остались, на удивление, самые приятные воспоминания. Он сразу же, прямо в лоб, спросил то, что ему поручили разузнать у меня. Я поначалу даже растерялся от такой прямоты. Услышав, что я не при делах, он угомонился и на протяжении всего времени совместного пребывания в одной камере всячески старался меня приободрить, чтобы я, не дай Бог, не приуныл, когда меня рвало желудочным соком после «бесед».
