– Спи, кариньо, – погладил меня по щеке Антонио. И, поправив на мне одеяло, поцеловал в затылок и вышел.
Почти весь следующий день я проспала и встала уже к вечеру, к возвращению мужа. Меня все еще шатало от слабости, но я прошла в ванную, чтобы умыться и почистить зубы. И не без некоторой дрожи глянула в зеркало, которое так напугало меня вчера. Зеркало как зеркало, без кровавых подтеков – я специально оглядела его внимательно, выискивая следы вчерашнего происшествия. И отражение как отражение. Пусть и синяки под глазами, излишняя бледность, но это было мое изображение.
Умывшись, я присела на край ванны. Что-то не получается. Не складывается. В моей голове. Я точно помню, что принимала душ и все поначалу было хорошо. Потом – наваливающаяся слабость. Зеркало. Чужие глаза в нем. Кровь, растекающаяся по зеркальной поверхности, не из порезанного пальца. И голос, отчаянно призывающий бежать. Мне хотелось думать, что вчерашнее происшествие приснилось, но забинтованные запястья утверждали, что произошло что-то, что выпало из моей памяти.
Господи. Ничего не понимаю. Да и чем я могла порезаться? Даже бритвы у меня не было: я пользовалась для депиляции специальным кремом и эпилятором. Что же случилось? Муж не может дать мне объяснений, он, похоже, знает не больше моего. Может, разыскать Розу и спросить у нее? Пожалуй, так и сделаю, тем более что все равно собиралась спускаться вниз что-нибудь перекусить. Но прежде чем выйти из ванной, я развязала бинты и внимательно осмотрела свои руки. На запястьях – по тонкому поперечному порезу, будто по ним провели лезвием. Я осторожно потрогала запекшиеся корочки и решительно выбросила бинты в мусорное ведро. Прочь лишнее напоминание.
Я всегда относилась отрицательно к суициду. Пусть и не была особо верующей, но самоубийство считала страшным грехом. Никогда бы я не решилась на такое, находясь в здравом уме и твердой памяти. Но сейчас насчет «твердой памяти» я сомневалась и, если уж начистоту, то и «здравого ума» – тоже. Так что не знаю, что я могла вчера выкинуть. Не знаю.
Я переоделась в своей комнате в джинсы и любимую толстовку и бегом спустилась вниз.
– Роза! – громко крикнула я. И, не услышав ответа, вновь позвала домработницу. Но она не отозвалась. Я вошла на кухню, посмотрела на настенные часы – почти девять вечера. Роза, видимо, сделала свои дела и ушла, не дожидаясь ужина. Я прошла к плите и приподняла крышку оставленной на ней кастрюли. Какой-то рыбный суп, очень ароматный и еще горячий. От такого аппетитного запаха у меня закружилась голова, и я решила не ждать Антонио и поужинать прямо сейчас. Тем более что за весь день ничего не съела, и вчера тоже, если не считать принесенного мне мужем сока. Поэтому я с чистой совестью налила себе пиалу супа и, взяв большой ломоть свежего хлеба, принялась жадно есть. Роза – отличная кухарка, и при всей моей несимпатии к ней, я была ей очень благодарна за такую вкусную и питательную еду.
