Любимая | страница 39
— О, это все Эдвард! — проговорила леди Илинор, покачав головой. — Это он обучил Тео всей этой чепухе, когда они были еще детьми, и всякий раз, когда он бывает здесь, они практикуются в борьбе друг с другом.
— Эдвард?
— Жених Эмили, Эдвард Ферфакс. Ферфаксы — наши соседи, и дети знали друг друга с пеленок. Я думала, что Эдвард и Тео поженятся, но они посовещались между собой, и вот я узнаю, что Эдвард помолвлен с Эмили. — Она слабо улыбнулась. — Я уверена, что это правильное решение, но до сих пор не могу понять, что привело эту троицу к такому заключению, да к тому же столь внезапно.
— А где сейчас мистер Ферфакс?
— Лейтенант Ферфакс. Он под знаменами герцога Веллингтона, — ответила леди Илинор, бросив на него быстрый взгляд. — Вы ведь тоже были на войне, сэр?
— Да… и потом двенадцать месяцев в плену у французов, — отрывисто ответил граф. Леди Илинор кивнула.
— Итак, вы отговорили Тео от поединка, и теперь она на вас сердита.
— Вот именно, миледи. Она меня вообще недолюбливает. Просто не могу понять, что я такого сделал, чтобы вызвать такое отношение.
— Очевидно, вы с Тео встречались раньше?
— Да… и встреча была не самой теплой, — нахмурившись, согласился граф.
Леди Илинор снова взглянула на него. Стоунридж сдерживал нетерпение, все время стараясь идти с ней в ногу. Он явно чувствовал себя неловко, и это сказывалось в каждом его жесте. Какая-то глубоко засевшая боль, казалось, терзает его. Леди Илинор все еще не могла решить, нравится он ей или нет. Скорее да… или по крайней мере это выяснится при более близком знакомстве. Он, безусловно, привлекателен, а Тео как будто этого не замечает.
— Вам надо кое-что усвоить относительно Тео, — проговорила она как о чем-то само собой разумеющемся. — Этот дом, имение и люди — часть ее самой, как было у ее отца и деда. Ни ее сестры, ни я сама никогда не сможем этого понять. Тео была любимицей деда и чувствует себя обязанной продолжать его дело. Вы же, сэр, для нее чужак, вмешивающийся не в свои дела. Вы посягаете не более и не менее как на зов крови, текущей в ее жилах.
Сильвестр молча прислушивался к ее голосу, как к голосу своей совести. Предположим, он скажет этой женщине правду… что ни одна из них не была предана или забыта старым графом. Но почему он должен восстанавливать справедливость по отношению к памяти старого графа за счет своего будущего? Этот хитрый старик заварил кашу… и тем самым поставил их всех в крайне сложное положение.