— Вам ли говорить о правах, когда вы отобрали у меня…
— Дай же мне сказать! — крикнул Сильвестр. — Ты знаешь только половину этой истории, Тео.
— Отпустите меня.
Она попыталась вырваться.
— Только когда ты заберешь назад свои оскорбления. Я не потерплю, чтобы кто-либо называл меня трусом.
Сквозь гнев Тео почувствовала в его голосе страшное напряжение и смутно припомнила, что среди прочих бросила ему слово «трусливый». Тео ощущала его горячие руки на своих запястьях, его дыхание у себя на затылке. Казалось, Сильвестр сковал ее всем своим телом, чтобы поглотить ее, как было при их близости, и ее смятение еще больше усилилось.
Сильвестр тоже уловил, что в ней что-то изменилось.
— Надо заканчивать этот спектакль, — сказал он.
И вдруг его близость стала для Тео невыносимой. Она мутила разум, сбивала с толку, гнала прочь мысли о его предательстве. Что же делать?
— Хорошо, — проговорила Тео в отчаянной попытке освободиться. — Хорошо, я беру свои слова обратно. Я не имела права упрекать вас в трусости.
Сильвестр глубоко вздохнул и отпустил ее. Тео взглянула на графа и увидела, что лицо его по-прежнему искажено, глаза налиты кровью и в целом он выглядит как человек, которого ведут на виселицу.
— Теперь давай поговорим.
— Нам не о чем разговаривать. Я не желаю даже находиться в одной комнате с вами!
И, оттолкнув Сильвестра, Тео бросилась к двери. Она уже взялась за ручку, когда ее настиг граф.
— Нет! Так не пойдет.
Он снова захлопнул дверь и навалился на нее всем телом.
— Ты меня выслушаешь, черт побери! — Он смотрел на нее почти с отчаянием, затем на секунду закрыл глаза и потер виски. — Ни тебе, ни мне не уйти от этого разговора.
— А почему я должна вас слушать? Вы лжец и лицемер. Почему я должна верить тому, что вы скажете?
— Потому что я никогда тебе не лгал.
— Что? И у вас хватает наглости отрицать… — Она отвернулась от него, презрительно воскликнув: — Я вас ненавижу!
У графа задергалась щека, но он старался говорить спокойно.
— Подумай сама, Тео. Мои действия были продиктованы твоим дедом. Это он состряпал условия завещания, я же могу лишь гадать, почему он так сделал. — И он объяснил ей детали дополнительных распоряжений.
Тео с ненавистью смотрела на него.
— Вы обвиняете моего деда, чтобы оправдать собственную жадность. Вы лишили меня свободы, а моих сестер их доли наследства, чтобы заполучить все. И вы еще выставляли себя благодетелем, желающим все сделать по справедливости… Нет, я больше не в силах это переносить! Пустите меня.
