— Ну, вот и вся история. Развлек?
Тюбик молчал. Колобок потряс товарища за плечо.
— Что-то мне хреново, друг, — совсем тихо прошептал напарник.
Колобок подсел еще ближе и сжал обмякшую ледяную кисть руки.
— Колоб, давай помолимся. Ты своему богу, я своему.
— Тюбик, не надо так, мне страшно.
— Вот и молись, может, хоть ты выберешься, а я попрошу за тебя тоже.
Напарник тихо бормотал что-то на своем родном языке.
И Колобок начал вспоминать, как бабушка читала над ним «Отче наш», когда он, маленький болезненный мальчик, лежал с воспалением легких и сгорал от высокой температуры. И его губы теперь сами шептали слова, никогда им не произносимые, выкапывая из недр памяти заветные строчки. И волосы на руках вставали дыбом от страха за друга, от страха остаться одному в темноте и от страха близкой, как никогда, смерти.
Он не заметил, как просидел в таком ступоре несколько часов, раз за разом повторяя молитву. Очнулся Колобок от того, что дико замерз, сидя на бетонном полу, затекшая спина ныла и больно впивалась в бок торчащая из обломков арматура. Тюбик затих. Пульса не было.
Он немного поплакал над другом и стал вслух вспоминать их совместные ходки. Весело им было вместе. И грустить приходилось только по погибшим немногочисленным товарищам. Потом долго обсуждал с молчащим Тюбиком, кто будет по ним поднимать стакан не чокаясь. А затем развил целую дискуссию, нарочито громко разговаривая с напарником, стараясь заглушить невозможную тишину в их личном саркофаге.
— Знаешь, Тюбик, ведь в Зоне у каждого своя религия, своя вера во что-нибудь, свой храм внутри где-то. Конечно, у некоторых этого храма и вовсе нет, не нужен он им. А у меня есть, наверное. Мы с тобой были совсем неплохие люди. Зла никому не делали, даже не желали. Ну, есть у меня грешок, я родителей бросил одних, каюсь. Старенькие они у меня уже. Скучаю по ним, жуть как. Вот, если выберусь, точно, обещаю, брошу все и вернусь к ним.
Э-эх, как хочется выбраться. Мне ж только двадцать семь лет. Вся жизнь впереди.
Была.
Ты за меня попросил, я знаю, за себя не успел, а за меня попросил. Натура у тебя такая. Ну почему добрых людей так мало, а? Был бы Кондор добрым человеком, не угробил бы нас. Из-за карточного долга, двоих. И как он спать будет после этого. А давай ему в кошмарах станем сниться. Всю жизнь. Во прикол будет…
Колобок ненадолго замолчал, обдумывая поступок Кондора. И как он прозевал такое предательство с его стороны. Ведь подставлял их Кондор всю дорогу, гранаты не дал, себе оставил. Сейчас все ранее не замеченные нестыковки в поведении старшого всплывали в памяти, выстраиваясь в совершенно логичную цепочку. Кондор слишком хорошо знал расположение аномалий вокруг гаражей, знал, где находится подвал. И в глаза не смотрел. Вероятно, он планировал заранее, что избавится от них в случае удачного сбора хабара.
