– Правда, – тихо, с горечью проговорил Алексей и вышел из комнаты.
Вряд ли ему теперь удастся быстро уснуть. Алексей обошел весь дом. «Одинокое привидение патрулирует свои владения», – усмехнулся он собственным мыслям, направлясь на кухню за «ритуальной» чашкой воды. Просыпаясь среди ночи, он всегда испытывал жажду.
Споласкивая чашку, Алексей неожиданно обнаружил в раковине скомканную мокрую тряпочку. Невнимательность домработницы или Лизкина неряшливость? Алексей терпеть не мог кухонные тряпки, которыми моют посуду или вытирают стол, о чем сразу же предупредил домработницу при приеме на работу. Он настоятельно попросил ее не оставлять подобные «интимные» вещи кухонной утвари на виду. И вот, пожалуйста… Брезгливо морщась, Алексей двумя пальцами вытащил из раковины мокрый комок и только тогда заметил, что это было вовсе не кухонной тряпкой, а шелковой косынкой его покойной жены. Той самой, которую он подарил ей незадолго до смерти.
Инга проснулась рано, как ни странно, выспавшаяся, несмотря на то что ресторанный «девичник» окончился далеко за полночь.
Ей приснилась бабушка – впервые за последние несколько месяцев. Бабушка иногда снилась ей и через сон, служащий связующим мостком между двумя берегами разных миров – реального и потустороннего, давала ценные советы. В особо трудные моменты жизни Инга сама прибегала к ритуалу на вещий сон, чтобы спросить у бабули совета.
– Ты у меня умная и хорошая девочка, – говорила бабушка и ласково гладила Ингу по заплетенным в косы волосам.
В этом сне Инге было десять лет. Они с бабушкой сидели на веранде своего дома за деревянным старым столом. На клеенчатой скатерти, выцветшей на солнце, стояла огромная миска, полная спелой черешни. Эту черешню Инга якобы нарвала в соседском саду, и бабушка с ласковой улыбкой журила ее за шалость.
– Бабушка, это не моя черешня… – Инге хотелось сказать, что ягоды она нарвала не для себя, а для нее и брата, но бабушка, по-прежнему улыбаясь, перебила ее:
– Правильно, Инночка, это чужая черешня.
Бабуля и во сне, и раньше, в жизни, звала ее не Ингой, а Инночкой.
– И не для меня, и не для Вадика ты ее собирала. Ты залезла в чужой сад и собрала ягоды для других людей. И тебе же, Инночка, придется возвращать эту черешню. Ты опять помимо воли сунулась туда, куда не должна была бы соваться.
– Я никуда не совалась, бабушка! – тут же возмутилась Инга.
Она хотела сказать, что это брат подбил ее забраться в чужой сад за черешней, но бабуля опять оказалась проницательной:
