Это была удивительная сцена. И Гюльназ, и Виталий с одинаковым нетерпением ждали чего-то. А это ожидание с каждым мгновением сближало их.
- Почему ты молчишь, Гюля? - Виталий торопился ускорить это сближение. - Сегодня ты кажешься мне какой-то не такой. Ты будто боишься меня...
- Боюсь?.. Что ты, Виталий?... - Она сказала это, но в душе должна была признать, что он говорит правду. Гюльназ теперь действительно боялась его. В этой любовной игре, которую она начала незаметно для себя самой, она допустила ошибку. Когда эта игра дойдет до своего логического конца, она может обернуться плохо для Виталия.
- Но тогда почему ты молчишь?
- Потому что... - прошептала она. - Я тебя люблю, Витя, люблю...
И в тот же момент вспомнила, что говорить так она научилась у Искендера. У своего мужа, у своего единственного спутника на этом жизненном пути. И обрадовалась, что его словами смогла утешить этого благородного парня.
Виталий ничего не ответил. Палата погрузилась в тишину, замерла. Ей поверил не только Виталий, поверили раненые, услыхавшие ее. Потом ей показалось, что поверила и она сама, не только раненые. Какие, оказывается, странные законы есть у жизни!
Из соседней комнаты донеслись звуки гармони. Вскоре кто-то густым приятным голосом запел песню. На одну звезду стало больше в мерцающем мраке войны. Песня летела из комнаты в комнату, из коридора в коридор, с этажа на этаж, она хотела заполонить весь город.
* * *
В тот день на устах Гюльназ появилось новое слово: "праздник любви"!... Весь день без устали вертясь среди коек, она мысленно шептала: "Почему вы так на меня смотрите, мои дорогие? Я ведь не только Виталия, я вас всех люблю. Вас всех!"
18
Ленинград переживал самые напряженные, самые страшные дни блокады. Людей становилось все меньше. Смерть стала обычным явлением. Может быть, поэтому ее больше не боялись. Утром шли на работу, в ночную смену до утра не смыкали глаз, ночевали в холодных, темных квартирах. В городе не хватало воздуха, солнечного воздуха, хлебного воздуха... Это было похоже на духоту, окутанную туманом гнева и грусти. Было много путей выхода из создавшегося положения, но все дороги были закрыты.
Как и все ленинградцы, знала это и Гюльназ. Вот почему оставался единственный путь: бороться и терпеть.
Было начало декабря, в городе свирепствовал сильный мороз. Ночевать в нетопленых квартирах стало невыносимо. Еще хорошо, что их квартира была на первом этаже, говорили, что здесь теплее, чем на верхних.
