Его взгляд, его голос, его ловкие движения - все свидетельствовало о великом человеческом достоинстве и навсегда запечатлелись в ее сердце.
Взяв узелок, она снова поднялась наверх. Что, интересно, находится в этом узелке, который она крепко держала в руке? Пальцами она ощутила что-то мягкое, Нет, кажется, есть и бутылка. Может, бутылка вина? Или лимонад? Она не развязала узелок. Поклялась, что не развяжет его, пока не придет Искендер! Эта мысль и самой ей показалась достойной, и в хорошем настроении она побежала в госпиталь.
Она опоздала и сразу заметила, что Виталий очень этим обеспокоен.
- Доброе утро, Виталий! - Она, как всегда, подошла к нему первому. Взглянув на ее оживленное лицо, он поинтересовался:
- Есть какие-то новости, Гюля? - Спросил подозрительно: - Или что-то передали по радио?
Нет, ничего нового по радио она не слыхала. Только в одном она была уверена, завтра, 7 ноября, парада фашистов в Москве не будет. А здесь, в Ленинграде, завтра и послезавтра ожидается массированный воздушный налет. Об этом всюду предупреждалось население. Она могла сказать Виталию только об этом. Об узелке, полученном от Соколова, она старалась не думать, но сегодня сияющий блеск глаз выдавал ее.
- Как прошла ночь, Витя?
Виталий не отвечал, только пристально смотрел на нее.
- Вижу, что хорошо, - проговорила Гюльназ, как бы не понимая смысла этого взгляда. - И температуры у тебя нет.
Но Виталий будто не слышал ее. Его спокойные, устремленные на нее глаза говорили совсем об ином. Гюльназ, разумеется, все понимала, ее терзали муки совести. Виталий смотрел на нее влюбленными глазами, но любовь эта была чужда жизни госпиталя, этого вместилища страданий. Без шума, без слов, без цветов. Никто, кроме Гюльназ, этого не знал.
Эта чистая, нежная любовь не свалилась с небес, не возникла безо всякой причины. В какой-то мере виновата и сама девушка. Эта любовь - отзвук нежного сострадания, которое она питала к Виталию. Гюльназ незаметно для себя самой сделалась цветком, выросшим на этой госпитальной почве. Как же было ему не пьянеть от аромата этого единственного цветка, расцветшего в такое время и в таких условиях?
И сегодня, в предпраздничный вечер, просто было бы бесчеловечно вот так, ни с того ни с сего, погасить в его сердце огонек надежды.
- Виталий, поскорее выздоравливай, - взволнованно прошептала она. - Как только ты выздоровеешь... к тому времени блокада будет снята, мы уедем отсюда... Прямо в Чеменли, к моим родителям. Они станут и для тебя матерью и отцом...
