- Музыкант?.. Самый обычный музыкант... Не так ли?.. По правде говоря, откуда тебе знать? Зуберман - знаменитый пианист, виртуоз.
- Что значит виртуоз?
- Самый большой мастер... самый искусный пианист... Люди часами стоят в очереди, чтобы попасть на его концерт, а ты...
- Ты тоже его знаешь?
- Кто в Ленинграде его не знает? Был на его концерте...
Дом Германа Степановича находился поблизости, на Невском.
Искендер очень быстро его нашел и привел Гюльназ к квартире на третьем этаже старинного здания. Перед дверью, обитой черной кожей, они остановились. На старой металлической табличке было выбито "Зуберман Г. С.". Справа белела круглая кнопка электрического звонка.
Искендер, молча глядя на девушку, улыбался, как будто хотел сказать: "Видишь, Гюлю, куда я привел тебя". Потом нажал на кнопку звонка. Оба, затаив дыхание, ждали. За дверью не раздалось ни единого звука, но она вдруг неожиданно отворилась, и показалась седая голова Германа Степановича. Голубые глаза, полные изумления и радости были устремлены на Гюльназ.
- Гюля Мардановна, девочка... - Голос его, такой же величественный, как и просветленное выражение лица, задрожал. - Как хорошо, что вы пришли... А этот молодой человек, без всякого сомнения, Александр?..
- Да, Герман Степанович, - быстро пришел ему на помощь Искендер.
Зуберман сжал его руку и пригласил обоих в дом. Гюльназ смущенно, но со скрытым любопытством огляделась. Теперь, после слов Искендера, она была рада, что попала в дом такого знаменитого человека, неожиданно изменившегося в ее представлении.
Они прошли в столовую. Сквозь тяжелые нарядные бархатные портьеры на обоих окнах комнаты пробивался дрожащий, как роса на солнце, слабый свет. Массивная бронзовая люстра. На стенах несколько картин в тяжелых рамах, посредине обеденный стол, на нем разные сладости, чашка и белый чайник в голубую полоску, а рядом такая же красивая сахарница. В открытой двери виднелась часть рабочего кабинета Германа Степановича: кожаные кресла, книжные шкафы, старинный письменный стол, а рядом - рояль. На нем несколько книг, распластанных словно раскрытые птичьи крылья, нотные листки. Они придавали старому роялю деловой вид.
Гюльназ знала, что Герман Степанович живет один, поэтому изумилась необычайному порядку и чистоте, царившим в доме, а больше всего накрытому по всем правилам чайному столу, но вслух ничего не сказала.
Герман Степанович усадил обоих за стол, достал из буфета чашки, налил гостям и себе чаю. А сам опустился в кресло. Гюльназ обрадовалась, что нашла наконец возможность похвалить его чай. Похвала шла от души, и Герман Степанович был доволен.
