– Так оно и есть, желают! – улыбнулся Павел Анатольевич.
– А у меня денег навалом, – гордо похвастал Каштанов перед президентом могучего банка, имея в кармане две тысячи рублей. – Меня жена снабдила. А пришел я к тебе, чтоб ты не волновался, потому что я на некоторое время исчезну!
Павел Анатольевич мгновенно сообразил:
– Ты намылился к Сашке? В заповедник?
– Там никто не берет трубку. Я пока что перекантуюсь в Москве пару деньков.
– Давай у меня. Дома или на даче – выбирай!
– У тебя Полина меня достанет. Вычислит, где я...
– Так ты что, все-таки от нее уходишь?
– От такой не уйдешь! – покорно сказал доктор.
Павел Анатольевич нажал на кнопку интеркома и сказал секретарше:
– Наташа, закажите номер в гостинице на имя Каштанова Антона Михайловича!
– Никогда еще в Москве не жил в гостинице, – улыбнулся доктор.
А президент торжественно заговорил:
– Тошка, мы с тобой дружим с первого класса. В этом году, в сентябре, исполнится сорок пять лет. Я приеду к вам с Сашкой, отметим нашу дружбу! Почти золотой юбилей!
– И надеремся, как когда-то! – мечтательно произнес академик медицины.
– Ты имеешь в виду первый класс школы? – озорно подмигнул банкир.
Часы на Казанском вокзале показывали без десяти минут семь. Полюшко-Поле неслась по перрону со свертком в руке. Она влетела в шестой вагон, но вскоре вновь в растерянности вернулась на платформу и принялась озираться по сторонам. Антон Михайлович не появлялся.
– Перепутал вагон, что ли! – в сердцах воскликнула Полина Сергеевна, обращаясь к проводнице. – Вот оболтус!
– Сколько лет оболтусу? – спросила проводница.
– Пятьдесят два! – сказала жена оболтуса.
Ровно в семь поезд дернулся и начал движение, покидая столицу.
Полина Сергеевна сердитой походкой зашагала обратно. На фоне уходящего состава она машинально развернула сверток и начала жевать что-то вкусненькое, припасенное для своего большого дитяти.
Вернувшись домой, она обнаружила, что чемодан по-прежнему стоит в центре кабинета, пиджак с лауреатской медалью как висел на спинке стула, так и висит. А со стола исчезли лишь паспорт и деньги. Путевка и железнодорожный билет остались на месте. Рядом лежала записка:
«Полюшко-Поле! Не сердись, но я совершаю лауреатский поступок! Твой Каштан!»
Полина Сергеевна возмутилась:
– Это бунт!
В холле фешенебельной гостиницы, в мягких и удобных креслах, нагло, по-хозяйски расположилась пишущая и снимающая корреспондентская братия. Было их не меньше трех дюжин. Все они ждали выхода самой Клаудии Шиффер. Мимо журналистского табора к стойке портье проследовал Антон Михайлович.
