И, наконец, самое главное: новая "Батарейка" - не догадался еще? - твой последний объект. Девчонка эта - Дарья.
Я понимаю, информации слишком много, чтобы ты смог все сразу осознать. Придешь в себя, зайди ко мне, только не наобум, а выбери подходящее время. Давай, Артур. Шевели мозгами, - Наблюдатель прикончил вторую фляжку и быстро растаял в воздухе, оставив Артура с роем взбесившихся мыслей.
" Способные ученики Сивого Мерина"
1.
Инквизитор
"Давным-давно началась эта история, - зазвучал во мне голос старика-тени. - Люди сотни лет назад нашли идеальный, как им казалось, способ избавляться от неприятностей. Самоубийство.
Не думай, что в стародавние времена было меньше самоубийц. Может, способы были изощренней, чем сейчас, потому что этические вопросы смущали. Самоубийц-то не жаловали. Если кто-то наложил на себя руки, приходилось отвечать родным и близким покойного. Вот и приходилось пускаться на хитрости, на скандальчик нарваться, например, чтобы тебе вогнали кинжал под лопатку или проломили череп. Другое дело, если ты один, как перст. Тогда можно, не таясь.
Для многих в таком важном деле играла немалую роль эстетика. Вешаться, например, - не эстетично - больно цвет лица портится. Вены резать - страшно, еще решиться надо - полоснуть острием по живой плоти. Но это так - "дохлая томная лирика".
Как бы то ни было, издавна запутавшиеся люди либо своими, либо чужими руками лишали себя жизни. И то, и другое есть самоубийство. А самоубийц не принимает загробная канцелярия. Ни в Свет, ни во Тьму. И заметались по земле наивные тени, не желавшие верить, что не найдут покоя и после смерти.
Внешне Тени обычному человеку не видимы. А для собратьев они сохраняют тот же облик и возраст, в котором почили. Вот я, например, наложил на себя руки в почтенном возрасте, как ты видишь. Конечно, можно было еще пожить, но не было гарантии, что меня вульгарно не сожгут по доносу доброхота - врагов-то у меня было достаточно. По профессии и отношение. Пока силен и в доверии, боятся, уважают. А как только облачко появилось, недоброжелатели и рады раскрашивать его в черный цвет, вспоминать, а еще больше - придумывать гадости. А грехи водились, как у всех смертных. Может, даже больше. Впрочем, грехами с человеческой точки зрения мои деяния назвать нельзя. А вот святая церковь не пощадила бы - ибо не было хуже преступления, чем сомнение в правоте священного дела. А сомнения под конец жизни меня одолевали. И что хуже всего - я поддавался им.
