– Ладно, Сивел, пошли на скамьи, – позвал Белян.
– Слушай старшего, Сив, слушай! – пуще пущего оскалился Олав.
Сивел махнул рукой и нехотя поплелся за Олавом вниз, где трудились матросы, где остро пахло потом и грязной одеждой. Их рассадили на разные скамьи, и началось изнурение монотонной работой.
Перед самым закатом лодья вышла в море, пологие волны закачали ее, окатывая нос каскадом брызг. Слева едва виднелась темная полоса берега. Темно-синие тучи предвещали грозу. Ветер менялся, и снова удалось поднять парус. Гребцы могли передохнуть. Далекий гром и сполохи молний тревожили души. Все окуталось темнотой, далеко на севере бушевал ливень, воздух пропитался влагой.
– Пройдет стороной, – Ленок всмотрелся в горизонт.
– Слава богам! – прошептал Белян. Все-таки сухопутный он, сухопутный. А за бортом черная вода.
Ветер усилился, обдал брызгами и пеной.
– Смотри-ка, Белян, руки сами цепляются за борт, – нервно хихикнул Сивел, не решаясь ослабить хватку.
– Да, это не Волхов и не Ильмень-озеро! Хотя и там бывает несладко. Тут пострашней!
– Терпите, братья! – ободрил Ленок. – Вскорости свыкнетесь! Еще и насмехаться будете над собой!
– Не очень-то верится, – сквозь зубы буркнул Белян. Но, впрочем, что еще оставалось, как не терпеть.
А ветер все крепчал. Матросы споро справлялись со снастями, ловко передвигались по пляшущей палубе. Да, вот они не сухопутные. Свыклись, видать. Да и кормщик командовал ими уверенно. А Рунольв – так и вовсе грозно. Приказ начальника – закон для подчиненного.
Дождь все-таки пролился, но Ленок оказался прав – самая гроза прошла стороной. Но небо не светилось звездами, а белые ночи кончились. Близилась осень, а с ней и более жестокие штормы. Нет, невозможно с этим свыкнуться. Всяко для братьев-сухопутников – невозможно. Ночь не сомкнули глаза. Страхи не покидали.
Утром пришлось снова взяться за весла. Ветер стал меняться, и парус пришлось спустить. В качку грести очень неловко и тяжко. Весло скакало по уключине – трудно удержать.
* * *
…И снова – день да ночь, день да ночь, день да ночь. Иногда вдали проплывал парус, но близко подойти друг к другу боялись. В море встречались и пираты – подлавливали одинокие суда, грабили, убивая всех…
Море стелилось перед форштевнем лодьи в непрерывном накате волн. Ветер сменялся затишьем, гребцы натужно сопели, выгребая на запад, куда садилось солнце. По югу тянулись унылые низкие берега, с трудом различимые сквозь дымку.
А и впрямь попривыкли новгородцы помаленьку – и к вечной качке, и к ветру с солеными брызгами, и к гадким крикливым чайкам. Стали даже привыкать к речи варягов, старались постичь премудрость чужой речи.
