– В самый раз! – решительно ответил Доброслав, но Лютава видела, что он как раз в этом сомневается. – Твоя мать была из оковских земель, а родне помочь не хотите! Да теперь, как смоленский князь помер, вам по-прежнему не жить.
– У вашего стремени нам теперь ездить! – издевательски пробормотала Молинка, дуя на горячую уху в ложке. Даже в таком невеселом положении она была не прочь поесть. – Сейчас, только онучи перемотаем!
– Да! – сердито подтвердил княжич. – И у стремени! Не хотите по-доброму – мы с вами по-иному поговорим.
Лютава молчала: ей надоела пустая перепалка. Цели похищения стали вполне ясны: держа их при себе, Доброслав намерен требовать от Угры войска, которого ему никогда не дадут добровольно.
После еды, когда отроки спешно обмыли котел, а кострище прикрыли дерном, дружина Доброслава снова погрузилась в ладьи и продолжила путь. На этот раз пленницам связали ноги, оставив руки свободными, но все равно кто-то постоянно присматривал, чтобы они лежали спокойно. Плыли весь день. Миновали несколько сел, но веси, иной раз стоявшие у самой воды, проезжали без остановок. Доброслав не рисковал общаться с данниками Вершины, хотя здесь жили в основном вятичские роды, пришедшие с Оки, да и едва ли в такой отдаленности от Ратиславля княжеских дочерей кто-то знал в лицо. Тем не менее, когда впереди опять показывались серые крыши на высоком берегу, девушек накрывали плащами, так что их не только узнать, но и увидеть было нельзя.
Еще до сумерек приблизились к устью Угры. Впереди лежала Ока, владения вятичского племени. Про Оку с ее многочисленными притоками и загадка есть: у каких семи матерей одна дочь и та своих матерей старше? Лютаве, лежащей на днище, почти ничего, кроме неба, увидеть не удавалось, но по возгласам гребцов она догадалась, что лодки входят в устье Угры. Быстро приподнявшись, она перевесилась через борт и опустила руку в воду. Кто-то из мужчин вскрикнул, схватил ее за плечи, дернул назад, бросил на дно – но она успела ощутить на ладони скольжение прохладных струй. Словно руку пожала на прощание.
Но вот ладьи вышли в Оку. Теперь приходилось подниматься вверх по реке, и течение, ранее помогавшее беглецам, стало мешать. Оковцы не шутя взялись за весла. Продвижение заметно замедлилось: теперь берега, еще более отдалившиеся, не летели мимо, как зеленые птицы, а уползали за корму медленно и величественно. Лютава прислушивалась: в Оке правила другая хозяйка, с иным нравом. Несмотря на опыт хождения в Навный мир, Лютаве было тревожно, неуютно, даже страшновато. Впервые в жизни она покинула пределы угрянских земель. И хотя она, дочь князя, в доме которого гостили купцы и воины, побывавшие в далеких странах, не думала, как жители глухих весей, будто за нашей рекой весь белый свет кончается, все же и для нее на чужой реке начинался несколько иной белый свет.
