И тут меня впервые посетила мысль: цела ли «Кошка»? Корабли гибнут сейчас десятками, кто может поручиться, что похитителям удалось благополучно пережить ураган?
Я никогда не боялся схватки, хоть и не лез в них без необходимости. Мужчина не должен бояться, если хочет считаться мужчиной. Еще – он не должен впадать в отчаяние. Из любого положения существует выход, даже самый крайний, просто умереть с честью, если не остается ничего другого. Но что можно сделать тут?
Что?!
Сзади раздалось вежливое покашливание.
– К полудню все будет закончено, Командор, – произнес Билл.
– В полдень точно определимся с местом, – слабым эхом отозвался Валера.
Я как мог взял себя в руки. Не к лицу раскисать при подчиненных, что бы ни творилось на душе.
– Где «Лань»?
– Судя по переговорам, совсем рядом. Только никак не встретимся. – Флейшман тоже был тут.
– Так. Юра, иди отдыхать. – Глаза у моего помощника были красны, как на фотографии, сделанной «мыльницей».
– Я дождусь полудня… – начал Флейшман.
– В постели, – докончил я за него. – Это приказ.
Должно быть, в моем тоне просквозило нечто такое, что возражать Юра не осмелился.
– Парус на горизонте!
Юра мгновенно застыл, а на квартердек уже взбегал Гранье. Одежда нашего канонира была помятой, но сам Жан-Жак был привычно бодр.
Он взял у Флейшмана бинокль, какое-то время внимательно вглядывался в приближающийся корабль, а затем авторитетно заявил:
– Это «Лань»!
– Я что, отменял приказ? – повернулся я к Юре.
– Сатрап ты, Командор! – буркнул тот, но все-таки отправился в каюту.
На нашем фрегате царило ликование. Живы, нашли соратников (или они нас), так что же горевать?
– Будут какие-нибудь распоряжения, Командор? – Жан-Жак смотрел по сторонам с таким самодовольством, словно, не будь его, и никакая встреча бы не состоялась.
– Пока никаких. Определимся поточнее с местом и берем курс на Ямайку.
Глаза Гранье сверкнули. Очевидно, он уже предвкушал разгром, который мы учиним англичанам.
– Постараемся вначале разведать обстановку, – остудил я его пыл. – Может, никакой «Кошки» там нет.
Если бы чуть раньше, то я попер бы напролом. Тогда во мне говорил гнев, но и сейчас отнюдь не благоразумие. Просто наступил такой упадок сил, что я не чувствовал себя в состоянии на дерзкий поступок.
Мои соплаватели были настоящими друзьями, только бывают моменты, когда не могут помочь даже друзья. Мне было тяжело говорить, изображать из себя лихого капитана. Поэтому я спустился на палубу, прочь даже от самых близких мне людей.
