Пираты дружно заржали.
– Тогда меня это не касается. – Я тоже не сдержал улыбки.
Мы выпили еще и, не откладывая дело в долгий ящик, тут же составили положенный по обычаю договор. Я официально стал капитаном, Валера – штурманом, Флейшман – его помощником, Сорокин и Ширяев – офицерами, Петрович – лекарем, Билли – боцманом, Гранье – канониром. По тому же обычаю определили полагающиеся каждому доли и отдельно по общему согласию вписали мое условие.
Лудицкий подполз ко мне под общий шумок и вновь попытался завести старую песню об аморальности пиратства.
Хорошо хоть, что русского языка никто из новичков не понимал.
– Петр Ильич, если вы видите другой выход, то предложите. Общими фразами я сыт по горло. Даже не сыт – закормлен.
– Если бы вы больше прислушивались к тому, что говорят достойные люди… – начал бывший депутат.
– Достойные люди делают конкретные дела. На пустые разговоры у них не хватает времени, – чуть резковато прервал я бывшего шефа. – И потом, Петр Ильич, никто не заставляет вас принимать участие в нашем предприятии. Берег рядом, можете смело начинать там любое дело, какое вам только взбредет в голову.
Похоже, никакое дело Лудицкому в голову не пришло. Он обиженно засопел и демонстративно отошел к другому борту.
Таким образом, из отставного капитана воздушно-десантных войск я превратился в действующего капитана флибустьеров.
Впрочем, на этом мое превращение еще не завершилось. Да и вообще, день только начинался, а с ним – и всевозможные неожиданности.
Мы как следует обмыли договор. Бочонка, как я и предполагал, не хватило. Билли выкатил второй, а там на палубе объявились уставшие от вынужденного заточения женщины.
Нет, никакой поножовщины их появление не вызвало. Я в нескольких словах объяснил наличие на бригантине лиц противоположного пола (о чем прибывшие в общем-то знали), а заодно и договорился с Жан-Жаком о том, что он подыщет дамам соответствующее жилье.
Жан-Жак коротко переговорил со своими спутниками, и скоро один из них отправился в город.
Возвращения я не дождался. На борт бригантины зашел мой спутник и друг Мишель д’Энтрэ собственной персоной. И какой персоной!
Мушкетер преобразился. Вместо лохмотьев на нем был богато расшитый камзол, голову венчала шляпа с пером, одним словом, вид у Мишеля вполне соответствовал моему представлению о нарядах текущего времени.
Мы с чувством обнялись, будто не виделись целую вечность, и после того как я заставил мушкетера выпить штрафную, он с претензией на изысканность сообщил, что меня приглашает к завтраку губернатор.
