Но слухи все равно ползли среди домочадцев, и это означало, что за пределами усадьбы Стролингов они носятся бурными волнами. Доходили они и до хозяев – таким людям, как Модвид Весло или Логмунд Лягушка, не завяжешь рот платком. Сначала Кольбьерн не хотел верить слухам, не поверил даже Гриму Опушке, хотя тот настолько славился своей честностью и правдивостью, что даже очень знатные люди порой приглашали его быть свидетелем своих сделок. Но вскоре мертвый оборотень добрался и до своих настоящих обидчиков.
Первые вести принесли рабы. Однажды утром, бросив скотину, они во весь дух прибежали с пастбища, и у всех вместо лиц были бледные личины страха.
– Что такое? – гневно воскликнул Кольбьерн, выйдя во двор. Рагна-Гейда и Гейр выглядывали из-за его плеча, у дверей дружинных домов толпились хирдманы, из хлевов и конюшен смотрели рабы, потихоньку отталкивая друг друга. – Почему вы бросили стадо? Что вы несетесь, ведьмины дети, как будто за вами гонится мертвец?
– Пришел… Он пришел… – бессвязно бормотали рабы и все оглядывались назад.
– Кто пришел?
– Ста… Старый… – Рабы не смели назвать имя того, кого так боялись. – Тот мертвый оборотень, которого потревожили в могиле!
Наконец, испугавшись хозяйского гнева не меньше, чем мертвеца, пастухи взяли себя в руки и рассказали, как все было. В полночь они услышали суматошное мычание и увидели страшную рогатую тень, гонявшуюся за коровами по темному загону. Коровы давили и топтали друг друга, а тень кидалась на всех подряд и била рогами. Вопли, стоны, мычание несчастных животных, дикий яростный рев чудовища висел над луговиной, а пастухи до утра сидели в землянке, дрожа от ужаса и призывая богов. С первыми проблесками зари мертвец исчез, зато нашлись два десятка убитых или покалеченных коров.
Кольбьерн хельд послал людей добить пострадавший скот, а уцелевший пригнать в усадьбу. Фру Арнхильд запретила коптить или солить мясо, приказала все сжечь.
Весь день домочадцы Стролингов ходили тихие и напуганные, дети по углам жутким шепотом обсуждали, что будет, если мертвец явится прямо сюда. Взрослые раздавали подзатыльники и приказывали прекратить глупую болтовню, но сами невольно ежились. Еще в сумерках закрыли ворота и все двери домов. Беседа в гриднице не вязалась, в женском покое шептали все о том же, и хозяева рано ушли спать.
Натянув одеяла до носа, все с ужасом ждали полуночи. Но гораздо раньше тишину прорезал тоскливый собачий вой, визг, скулеж. Люди повскакали с мест. Еще не совсем стемнело – мертвец день ото дня набирался сил, – и все, у кого хватило смелости выглянуть в дымовые окошки над дверью, смогли увидеть высокую и плечистую фигуру, одетую в пятнистую рубаху из оленьей шкуры. На голове у оборотня возвышался шлем из оленьего черепа с рогами, а лицо выглядело так жутко, что сама Хель рядом с ним показалась бы красавицей. Распухшее, утратившее черты, сине-черное, оно частью скрывалось под шлемом, но нижняя челюсть была видна и противно дрожала, открывая черно-желтые редкие зубы. В руках мертвец держал большое копье на длинном древке, и под лучами луны его наконечник сверкал ослепительным золотым блеском.
