--Держись подальше, журналистский пес! -- прорычал доктор Нейнштейн.
--Шарлатан! Мясник! Вы покушаетесь на свободу прессы!
Доктор Нейнштейн кивнул своему маститому коллеге, доктору Гростету, и тот потянул за рычаг, выступавший из пола за ширмой в дальнем углу. Вопль журналиста, провалившегося в открывшийся люк, нарастал подобно ртути в термометре под мышкой больного малярией.
--Хм. "А" альтиссимо,-- сказал доктор Гростет.-- Журналистишка лез не в свое дело, но теперь я думаю, он это понял.
Раздался едва различимый всплеск, а затем звук, подобный реву зверски голодных крокодилов.
Доктор Гростет тряхнул головой:
--Опера лишилась прекрасного баритона. Но по сути дела...
--Ничто не должно вмешиваться в развитие медицинской науки,-сказал доктор Нейнштейн. На мгновение мрачные черты его лица разгладились6 и он улыбнулся. Но напряжение было слишком велико, и морщины вновь собрались. Он склонился над Барнсом и приложил стетоскоп к обнаженной коже правой нижней доли живота.
--Должно быть, у вас уже есть теория, объясняющая, почему именно женский голос исходит из сонара,-- сказал Барнс.
Нейнштейн ткнул большим пальцем в экран, по которому бегали один за другим значки, похожие на иероглифы.
--Посмотрите на видеоинтерпретацию голоса. Я бы сказал, что внутри этого прибора бегает маленькая древняя египтянка. Или по нему. Мы не можем быть уверены, пока не вырежем аппендикс. Он отказывается выполнять наши команды и не атрофируется. Несомненно, некоторые схемы в данном случае не срабатывают.
--Он отказывается? -- изумился Барнс.
--Прошу вас, не одушевляйте силы природы.
Барнс удивленно поднял брови. Перед ним стоял врач, изучавший не только медицинскую литературу. Может, фраза, брошенная врачом, происходила из курса гуманитарных наук, который тот, как хороший врач, вынужден был пройти?
--Я, конечно, не лингвист. Так что не обращайте внимание на мою теорию.
Этот доктор к тому же признал, что он не всеведущ.
--А как насчет белых вспышек, которые мелькают у меня в голове? Это уже по вашей части. Я бы сказал, что они отражают мои так называемые идиосинкразические резонансы.
--Ну-ну, господин Барнс. Тут уж вы не специалист. Пожалуйста, никаких теорий.
--Но все эти феномены во мне! И порождаю их я! Кому же как не мне строить теории?
Нейнштейн замурлыкал неузнаваемый и нестройный мотив, от которого Гростет, любитель оперы, содрогнулся. Не отпуская стетоскоп, он хлопнул себя по ноге, тяжело шаркнул по полу, посмотрел на пациента и прислушался к звукам, издаваемым сонаром крохотной крадущейся подводной лодкой.
