— Папа! Ты дома.
Блейр выбежала в прихожую. Черные волосы забраны в конский хвост. Поверх платья фартук. Походка маленькой девочки, несмотря на пухлые бедра и внушительных размеров грудь.
— Мы скучали по тебе, папа. Как прошел съезд дантистов?
— Скукотища. По-другому и не бывает. — Он поцеловал раскрасневшуюся щечку, уловил идущий от нее жар, запах шоколада, увидел, что пальцы выпачканы в муке, крупицы которой теперь белели на его пиджаке. — Ты помогаешь маме готовить ужин?
— Нет, папа. — Блейр приподнялась на цыпочки, чмокнула его в подбородок. — Я все делаю сама.
— А где мама?
Блейр то ли не расслышала вопроса, то ли предпочла проигнорировать его. Он последовал за ней на кухню. Нос подсказал ему, что в духовке тушится мясо.
— Я спросил, где твоя мать?
— Она сказала, что пойдет к Линде посмотреть новую видеокассету по аэробике.
— Понятно.
Диалог означал следующее: Джесс опять крепко пьет, на этот раз на квартире у своей подруги, и приедет после того, как подруга вернется с уик-энда. Дерека охватило разочарование. И ради этого он покинул интимные, надушенные местечки Раделл, ее быстрый, изобретательный язычок?
Нет, конечно, он так поступил ради Блейр и Вуди. Им необходим отец. Более того, ему нужно быть отцом.
— А где твой брат?
— Одевается к обеду. Он помогал мне со слоеным тортом.
— Вуди? Наш Вуди? — Насколько он знал, раньше Вуди мог сподобиться лишь на то, чтобы подогреть в микроволновке его любимые буррито.[3] — Вуди готовит торт? Потрясающе!
Блейр улыбнулась и поставила на дальнюю конфорку кастрюльку с подливой. В кастрюле на передней конфорке варилась фасоль.
— Переодевайся, папа. Обед скоро будет готов. В гостиной зазвонил телефон. Блейр проскочила мимо него, схватила трубку, послушала секунду-другую, бросила трубку на рычаг.
— Кто это?
— Один парень из школы. Давно уже пристает ко мне со свиданием. Жуткий зануда.
— Тем не менее, Блейр, нельзя быть такой грубой. Даже с занудами.
«Я сам был в школе занудой», — хотел добавить он, но решил, что не все признания хороши, особенно если говоришь с тринадцатилетней дочерью, для которой отец — бог, царь и герой.
Блейр очень мило надула губки, совсем как мать. Раньше он не замечал в Блейр сходства с ним или Джесс, но сегодня ее лицо выглядело более женским, да и манерой поведения она более напоминала жену, а не дочь.
И тут он понял, с чего у него взялись такие мысли: под фартук Блейр надела черную шерстяную юбку Джесс и ее же белую вязаную блузку. Поверх блузки зеленели горошины малахитовых бус его жены, мочки украшали малахитовые клипсы. И губы Блейр накрасила любимой помадой Джесс фиолетовой, слишком темной для ее возраста и цвета кожи.
