Издав радостный возглас, Старина шлепнул себя по ноге с такой силой, что будь она ногой Дороти, та непременно бы сломалась.
--Ты, должно быть, одна из Пейли. Мы же одинаково чувствуем! Нам не разрешают болтаться по улицам, так мы создали себе из наших переулков маленькие королевства. Слушай, а ты, когда переходишь из одного переулка в другой и пересекаешь улицу, потеешь?
Он положил ей на колено руку. Она посмотрела на руку, но промолчала, и он не убрал ее. Грузовичок в это время самостоятельно продвигался вперед, катясь своими колесами по выбитым колеям переулка.
--Да нет, со мной такого никогда не бывает.
--Да? Вообще-то конечно, когда ты была маленькой, то не была такой уродливой, чтобы избегать улиц. А я даже в переулках и то не чувствовал себя очень уж счастливым. И все из-за этих чертовых собак! Вечно они гавкали на меня и кусали. А раз такое дело, то пришлось мне постоянно таскать с собой большую палку и дубасить тех тварей, что приставали ко мне, да так, чтобы кишки вон. Но скоро я обнаружил, что мне достаточно всего лишь посмотреть на них особым образом. Й-и-их, как они неслись от меня, подтявкивая! Не хуже, чем тот дряхлый черных спаниель вчера. Почему? Да потому что им известно, что я вычихиваю на них злых духов. Вот тогда-то до меня стало доходить, что я -- не человек. Мой старик, конечно, рассказывал мне об этом -- еще тогда, когда я только учился говорить.
--По мере того, как я рос, я с каждым днем ощущал, что чары _Гъяги_ становились все сильнее. На улицах я ловил на себе их все более гнусные взгляды. А когда шел по переулкам, то чувствовал, будто здесь _самое мое место_. Наконец настал такой день, когда при переходе улицы у меня стали потеть руки и холодеть ноги, стало сохнуть во рту и было тяжело дышать. И все потому, что я стал взрослым Пейли, а проклятие _Гъяги_ становится тем сильнее, чем больше волос вырастает на твоей груди.
--Проклятие? -- переспросила Дороти.-- Некоторые называют это неврозом.
--Это проклятие.
Дороти не ответила. Она снова посмотрела на свое колено, и на этот раз он убрал руку. Во всяком случае, ему так или иначе пришлось бы это сделать, так как они подъехали к асфальтированной улице.
По дороге к перекупщику старья он говорил все на ту же тему. И когда огни вернулись в лачугу, он продолжал развивать ее.
На протяжении тысяч лет, которые Пейли провели на мусорных кучах _Гъяги_, за ними пристально наблюдали. Так, в древние времена для священников и воинов Ненастоящих вошло в обычай наносить внезапные визиты обитателям свалки всякий раз, когда достигал половой зрелости сильный и непокорный Пейли. Они тогда выкалывали ему один глаз или отрубали руку или ногу, или какой-либо другой член тела, чтобы тот навсегда запомнил, кто он есть и где его место.
