— Ну, конечно, а кто бы это не сделал? Но…
— О, Тазло! Это самый чудесный миг в моей жизни! Я должна сейчас же сказать папе! — Она вскочила — изящное миниатюрное существо, сияющее от счастья.
— Погоди минуточку… давай не будем никого вводить в этот сон. Мне нравится именно так, как есть!
— Папа будет так счастлив! Он всегда мечтал об этом дне! Я на минуточку, мой самый дорогой, я сразу вернусь. — Сисли повернулась и исчезла. Лафайет неуверенно встал, помычал от боли в перевязанном крыле, поковылял за ней и… налетел на твердую стену. Он отступил, ощупал грубо отесанную поверхность дерева в поисках двери, в которую вышла Сисли.
— Она должна быть здесь, — пробормотал он. — Я видел ее собственными глазами, или уж хотя бы теми глазами, которыми пользуюсь сейчас… — Но несколько минут поиска не привели ни к какому результату: стена была сплошной.
— Мой мальчик! — раздался за спиной свистящий носовой голос. О'Лири пришел в смятение: посреди комнаты стоял угловатый морщинистый древний старик. На лице его светилась беззубая улыбка.
— Моя малышка только что сообщила мне счастливую новость! Поздравляю! Я, конечно, согласен, милый юноша! Приди в мои объятия! — Старик бросился вперед, чтобы обнять Лафайета, который с недоумением уставился поверх лысой головы старика на пару молодцов с рельефными бицепсами, которые молча появились и встали возле Сисли Пим, скрестив руки на груди с выражением скуки и снисходительности.
— Папа сказал, что церемонию можно провести прямо сегодня вечером, Тазло! — воскликнула Сисли. — Правда, здорово?
— Все произошло слишком быстро, — ответил Лафайет, — вы делаете поспешные выводы. — Он помедлил, неожиданно заметив, что лица двоих молодых людей — по-видимому, ее братьев — нахмурились.
— Что ты имеешь в виду? — спросил один из них.
— Я хочу сказать, что… мне, конечно, очень нравится Сисли… но…
— Но что? — запальчиво перебил второй молодец.
— Но я не могу… то есть… ну, черт побери, я не могу жениться на ней или еще на ком-нибудь!
— Эй! В чем дело? — прощебетал старик, отступая и царапая Лафайета взглядом, как острыми когтями. — Не можешь жениться на моей дочери?
Сисли Пим издала жалобный вопль. Оба брата угрожающе наступили.
— Я хочу сказать… Я не могу быть женихом! — выпалил Лафайет, отступая на шаг.
— Как это… не можешь? — заинтересовался старик.
— У тебя запас желудей есть, так? — напомнил один из братьев.
— Гнездо у тебя подходящее, так? — наступал другой.
— И ты же поцеловал ее, — вновь вмешался первый брат.
