Ему легко смотреть поверх толпы. В нем почти два метра росту. Мы будем одного роста, если он встанет рядом со мной на колени. Мы никогда не будем одного роста.
Вот оно! Желанная возможность оказаться влюбленной весьма чревата опасностью оказаться смешной.
Несу себя навстречу взгляду. Еще ничего. Ни единого слова, пока еще — все навстречу. А я уже вижу его лопатки. Он уходит. Навсегда. Из моей жизни. Вижу сквозь туман. Потому что плачу. Смотрю ему вслед заплаканными глазами.
Валяются в столе три недописанных рассказа. Конец придумала, начало записала, а в середине — скучно. И здесь еще до начала вижу конец, и не то чтобы скучно, а сил своих жалко.
Вот он — «младого утра краше». Длинный, как вздох о невозможном.
Все-таки хорошо, что я зимой не умерла.
Спустя два дня звонит мне один мой старинный знакомый.
— Привет, матушка. Видел тебя надысь. На бульваре. С розами. И с прелестным юношей. Сыночек твой гак подрос?
— У тебя склероз, старичок. Ты даже забыл, что у меня нет сыночка, а вовсе даже дочка.
— А кто же тогда сей отрок?
— Не твое собачье дело.
— Фи, как грубо. Совсем плохая стала. Грубости, юноши. Лечись, душа моя.
— А что, это — патология?
— Да нет, с твоей стороны — вроде бы нормально. А с ним — явно не в порядке. На старушек тянет.
— Спасибо за диагноз. Значит, буду общаться с патологичными юношами, коль ровесники способны только на телефонные звонки.
— Ну отчего же? Я и зайти могу.
— Побереги свою подагру. При очном общении ты сможешь сделать то же, что и по телефону. Чао, козлище!
Какая гадость! Ну и я хороша…
Бывает сон, как жизнь. А тут все наоборот. Возвращаюсь с работы. Дверь в квартиру открыта. Вхожу в прихожую и вижу, что открыта и дверь в мою комнату, и дверь во двор, на черный ход. Из моей комнаты выходит Толя, которого я сто лет не видела. Иду ему навстречу и вижу, что из двери, ведущей во двор, появляется председатель строительного кооператива некто Геллер. И мы из трех дверей одновременно идем к середине большой нашей прихожей, которая в нашей коммуналке играет и роль кухни. Толя первым добирается но меня, как-то небрежно целует в висок, и они вместе: Геллером направляются к черному ходу.
— Куда вы?
— Сейф сгружать.
Иду за ними и вижу, как в наш длинный и узкий хвор, весь перечерченный веревками с бельем, въезжает грузовик. Задом. Бабки длинными шестами приподнимают веревки, и машина проезжает под ними. Пятится к моему крыльцу. Останавливается. Геллер, Толя и шофер сгружают огромных размеров старый какой-то грязный банковский сейф. Тащат его на площадку к моей двери.
