— Извините.
Порядочный человек попался. Не хочет причинять боль. И все-таки не может удержаться еще от одного вопроса:
— А как же, за что?
— За управление автомобилем в нетрезвом состоянии.
Я заученно повторяю формулировку бюро, на котором отца освободили от должности и попросили из партии.
— Трезвенники, ити их мать, — комментирует директор и опять спрашивает: — Прежний или новый уже постарался?
— Новый, на первом же бюро.
— Эх… — с языка директора готово сорваться еще что-нибудь непечатное, но он сдерживается.
…Нынешний секретарь райкома впервые появился в нашем доме, когда еще занимал должность председателя колхоза. У отца был юбилей. Его приехали поздравить тогдашние райкомовцы, были еще гости. Председатель соседнего колхоза, кажется, приглашен не был. Но явился. С розами. С молодой женой, красавицей. Сам молодой и статный. Он недавно был избран на должность. Старался войти в «круг».
Очень старался. Мы забавлялись, глядя, как он летит к машине секретаря, чтобы распахнуть дверцу перед «первым». Когда сам стал «первым», не простил бывшему своего же давнишнего пресмыкательства. И тем., кто забавлялся, не простил.
Все правильно. Управление автомобилем в нетрезвом состоянии было. И не было умения распахивать дверцу. Умения «делать дела» самому и не мешать тем, кто их делал. Не хватило даже ума перед бюро зайти покаяться, попросить соломки подостлать. И после бюро работы попросить.
Новый «первый» оказался жутко принципиальным, страсть каким перестроечным, и батя приземлился на водокачке.
Пришлось заново учиться жить. Приобретать инстинкт добытчика, который начисто пропадает у руководящих работников. Ходить пешком, пользоваться муниципальным транспортом. Стоять в очереди за картошкой и водкой.
Но это не беда. Даже не полбеды. Телефон замолчал. Дом опустел. Люди, которые не могли прожить без отца и часа, прекрасно жили, напрочь забыв о его существовании.
А недавно мне позвонили из издательства. Редакторша вкрадчиво ворковала:
— Знаете, мы готовим сборник. Очень актуальный. О прорабах перестройки. Напишите очерк.
— Ваше издательство уже вошло в историю, не напечатав мою прозу.
— О, мне говорили, что вы очень остроумная. Но я серьезно. Платим хорошо, соглашайтесь. Например, о секретаре райкома. Новом. Вы же его знаете. О нем такие хорошие отзывы. Человек перестройки.
— Вот именно.
— Вы что же, против перестройки? Не верите?
— Я, как и весь советский народ, конечно, верю. Слушайте, а о героях-пионерах ваше издательство не готовит? Я могла бы о Павлике Морозове, например.
