— 6-
Пирсинг сразу пришлось снять. Помимо работы, одну пару в день разрешалось учиться, и в первый же день меня направили в класс теории проходить «Статус ноль». Как и говорил Сашка, он действительно оказался элементарно простым и курсом назывался чисто символически. От меня требовалось прояснять из небольшого списка слова, относящиеся к организации (скажем, «КВОЛ»), в завершении чего идти и смотреть, как это выглядит «живьём», выполняя на месте какое-нибудь простейшее задание, вроде подсчета окон или выяснения имени начальника. Все это записывалось напротив соответствующего пункта в специальном контрольном листе и каждый раз давалось на проверку супервайзеру. Так следовало проделать со всеми терминами и «ориентация», как часто называли этот курс, в общем-то, была завершена. На удивление, сертификата по этому случаю не выдавалось.
Следующей целью был БСМ. Любочка проводила меня в класс штата, в котором три следующих курса должны были сделать из меня полноправного сотрудника организации. В новом большом здании весь персонал ниже Статуса 2 теперь учился в отдельном помещении в самом конце длинного коридора за этикой. Супервизировать новобранцев доверили уже отлично надрессированной Свете Мацицкой. Вот тут-то я по-настоящему познакомился с технологией обучения Л. Рона Хаббарда! Всё, что на предыдущих курсах воспринималось мною, как высокие требования, оказалось БОЛЬШОЙ халявой! Достаточно было на две секунды задуматься после вопроса: «Скажи, что значит слово „вылезли“?», или начать ответ с чего-то вроде «Э-э-э», Света тут же выдавала: «Фланк! Проясни, что значит „вылезли“ и продолжай изучать с этого места». Если непонятое слово обнаруживалось в начале курса, приходилось изучать все заново. Любые пререкания встречались жесткими ТУ и, если это быстро не помогало — направлением в этику. «Прояснить» теперь означало не просто найти подходящую дефиницию в словаре, мысленно ее пересказать, составить два-три предложения и продолжать заниматься дальше. Это оказалось сокращенной технологией, для сырых саентологов. Полная же требовала тщательного прояснения всех дефиниций слова, включая идиомы, выяснения этимологии и, порою, даже демонстрации каждого понятия при помощи пластилина. Само по себе и это было бы не так страшно. Однако, прочтя определяющую часть, семантика раскрывалась отнюдь не всегда. А тогда непонятое следовало искать во всех объясняющих словах, знаках препинания, условных обозначениях словаря и так до бесконечности. Не трудно представить, что часто выстраивалась длиннющая цепочка вытекающих друг из друга слов с множеством дефиниций, которая на долгие дни уводила от изучаемого предмета в глухие лингвистические дебри. Впрочем, выбравшись из них, я получал похвалу и восхищался тем, как гениально все придумано.
