Проходя мимо регистраторских столов, я часто заглядывал к Людмиле Борисовне и, если она была свободна, подсаживался о чём-нибудь поговорить. Иногда мы вместе ходили попить кофе в небольшую забегаловку напротив метро. Людмила Борисовна рассказывала о том, как использовала в жизни Саентологию, а я слушал, выпрашивая советы для решения своих проблем. Наиболее часто ее ответы заключались в том, чтобы искать решение и, вообще, думать самому, проходя курсы и получая одитинг, с чем я охотно соглашался.
Денег на следующий шаг у меня не было, и Людмиле Борисовне удалось убедить меня приезжать по субботам и воскресеньям заканчивать ремонт в Центре. Я почти ничего не понимал в строительстве, поэтому выполнял самую простую работу — шкурил стены, смывал мел с потолка, что-то таскал и тому подобное. Так за несколько выходных я заработал 24 у.е., что позволяло возобновить обучение.
— 15-
В техникуме у меня был приятель Стоянов Андрей, с которым мы на переменах постоянно устраивали спортивные состязания, вроде того, кто больше отожмётся или подтянется. Андрей был младше меня и ниже по росту, но зато очень спортивным парнем. Как-то, в перерыве между парами экономического права, мы, как обычно, пошли искать место для поединка. Немного пройдя по коридору и подергав двери, мы нашли то, что было нужно — один из классов оказался открыт и совершенно пуст. Обрадовавшись, мы быстро устроились по разные стороны одной из парт и, упершись в неё локтями, скрестили правые ладони. «Ну, начали!» — скомандовал Андрей и, глотнув воздуха, мы сцепились. Несколько минут положение оставалось примерно равным. Руки от напряжения тряслись, а багровые лица всё больше искривлялись гримасами. Мы тужились из последних сил. Я уже было начал немного побеждать, как вдруг неожиданно раздался тупой оглушительный щелчок, и я непроизвольно подпрыгнул на месте. Мы ещё не понимали, что именно произошло, но одно было ясно — что-то с моей рукой. В медпункте мне тут же вызвали скорую. Бедный Андрюха виновато крутился вокруг, пытаясь подбодрить, всё время, пока не приехала бригада спасателей. Они тоже ничего определенного не сказали, поэтому, вколов мне какую-то гадость, от которой стало весело, как после одитинга, но немного качало и заплетался язык, объяснили, что нужно ехать в больницу. Всей группой меня проводили к выходу и сочувственно смотрели, пока медик не закрыл дверь машины и, включив сирену, она не отъехала от здания техникума. В приемном отделении мне сделали рентген. Снимок ясно показывал перелом плечевой кости, да ещё с приличным смещением, поэтому Максим Валерьевич — дежурный врач — однозначно заявил, что нужна операция. Я остался в больнице и две недели лежал в ожидании, пока не спадет отек. Все это время я думал над тем, являюсь ли я всё-таки ПИН-ом, или это что-то другое. Сломанная рука все так же была вдвое больше здоровой, но меня наконец прооперировали, скрепив кости металлической пластиной и четырьмя не слишком удачными по размеру шурупами. Лежа на операционном столе, я пытался вспомнить какие-нибудь романтичные стихи для милой синеглазой медсестрички, стоящей у изголовья, но на память пришло только тургеневское — «Умом Россию не понять, аршином общим не измерить…». Еще через две недели меня выписали и я оказался дома. После операции кисть правой руки вяло висела, и даже спустя месяц я не мог держать авторучку. В поликлинике сказали, что задет нерв, и нужно будет походить какое-то время в реабилитационный центр на процедуры. Пришлось брать академический отпуск и отложить учебу в техникуме до следующего года.
